С начала горбачевской «перестройки» и до середины девяностых годов со стороны западных спецслужб шла массированная психическая атака, направленная на обескровливание системы КГБ. Претворяя в жизнь операцию «Навет», противник самым дешевым, но действенным способом, руками нашего же руководства, устранял надежных, проверенных и преданных сотрудников…

Надо было видеть, как исполнены были те подметные письма, поступавшие сначала в Управление кадров КГБ, потом в ЦК КПСС, а затем и в администрацию Президента РФ. Фабрикаторы компромата работали в перчатках, вырезали из газет нужные слова, слоги, складывали текст и… присылали. Но, опять же, не куда-то в ЖЭК, райком или райисполком, но только на Старую площадь и в Кремль!

Не похоже это было на традиционных квартальных «доброжелателей», не их это был почерк, но кому из властей предержащих до этого было дело?! Горбачеву? Ельцину? Их окружению?

…Но главное — количество. Тысячи писем, которые адресатам поступали не из-за границы, не из иностранных посольств, нет — только из Москвы! Такое под силу только слаженному, хорошо оплачиваемому коллективу — агентам иностранных спецслужб… Вот это и есть материальное воплощение пресловутой идеологической диверсии, в данном случае под кодовым названием «Навет»…

Эти мешки, тонны пасквилей, убедили-таки Горбачева, а затем и Ельцина, что в Комитете служат одни пропойцы, развратники, негодяи и мздоимцы.

Проверки за проверками шли неделями и месяцами. Партийные бюро огульно, без устали раздавали выговоры налево и направо…. Кого-то отправляли на пенсию, кого-то увольняли без выходного пособия… начался массовый отток из органов госбезопасности СССР высокопрофессиональных кадров. Кто-то уходил, устав отстаивать свое реноме, кто-то из-за того, что посчитал ниже своего достоинства доказывать свою правоту, кто-то разуверился в самой системе КГБ, ее справедливом и непредвзятом подходе к своим опричникам…

Как бы там ни было, противник добился своей цели, операция «Навет» сработала — в КГБ и ГРУ в основном остались приспособленцы, недотепы и… «кроты», последние сразу стали в глазах своего начальства «передовиками производства»…

22 января 1969 Года Москва, а за ней и вся страна узнали, что покушения на глав государств происходят не только за океаном — за несколько лет до этого был убит президент США Джон Кеннеди. Стреляют, оказывается, и при въезде в Кремль.

И хотя советская пресса сообщила, что террорист стрелял в космонавта, даже люди, далекие от политики, понимали: мишенью террориста был Генеральный секретарь ЦК КПСС.

Внешнее сходство летчика-космонавта Георгия Берегового с Леонидом Брежневым превратило несостоявшуюся трагедию в откровенный фарс.

Покушения могло не быть вовсе, если бы не борьба за власть между председателем КГБ и его заместителем…

Кандидаты в Геростраты

Есть такая народная примета: если в первый день нового года что-то не заладится, то так оно и пойдет.

1 января 1969 года Александра Васильевна, проживавшая со своей престарелой матерью и приемным сыном Виктором в Ленинграде, по улице Наличной, на Васильевском острове, обнаружила в домашней кладовке три взорвавшиеся банки с любимыми грибочками.

Утром того же дня председателю КГБ Юрию Владимировичу Андропову комендант Кремля генерал Шорников доложил, что при попытке проникновения на вверенную ему территорию у Спасских ворот задержан некто Гадюко, прибывший из Киева на прием к Леониду Ильичу Брежневу.

В ходе интенсивных допросов удалось установить, что месяцем ранее задержанный послал Генеральному секретарю письмо с просьбой о личной встрече, и 30 декабря 1968 года в программе «Время» диктор якобы объявил: Леонид Ильич согласен.

Киевлянин сигнал принял и на радостях преодолел за неделю путь от Киева до Москвы… на велосипеде.

И хотя путешествие могло бы претендовать на несколько строчек в Книге рекордов Гиннесса, запись о рекордсмене была сделана лишь в журнале поступления больных в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда ходатай угодил по причине обморожения лица и рук, а также для выявления возможных соучастников «ледового похода».

— Слушай, Иван Филиппович, что в последнее время творится в твоем хозяйстве? — по обыкновению тихо и проникновенно спросил Андропов.

Шорников понял, что имеет в виду председатель.

С 1968 года Кремль, Красная площадь и даже Мавзолей стали местами паломничества советских душевнобольных, более того, превратились в объекты вредительских посягательств.

В апреле на главную площадь страны въехал… экскаватор, который «незамеченным» пробирался туда аж из Теплого Стана, где прокладывали новую ветку метрополитена.

Скрытно многотонная махина покинула строительную площадку. Не прошло и пяти часов, как она перевалила через Малый Каменный мост, поднялась по Васильевскому спуску и очутилась у Мавзолея. Охранники буквально схватили экскаватор за многотонную «руку», лишь когда она уже была занесена над усыпальницей вождя. Свихнувшегося экскаваторщика гэбэшники, переодетые милиционерами, извлекли из кабины и отправили в лазарет внутренней Лубянской тюрьмы. Туда же были отправлены и обнаруженные в кабине экскаватора вещдоки: раскладушка и суконное одеяло, которые неопровержимо свидетельствовали о том, что их хозяин имел твердое намерение занять освободившееся после XXII съезда КПСС ложе Иосифа Сталина в Мавзолее.

Главную улику — экскаватор к делу приобщать не стали, а сразу вернули в «Мосметрострой». Но фотографии с него сделали, их-то и подшили сначала в дело, а потом в историю болезни экскаваторщика.

Однако самым крупным вредительством, граничащим с диверсией, можно считать акт мести молодого офицера-артиллериста своему начальству.

Приказом по дивизиону, запускавшему праздничный фейерверк в столичное небо, этот офицер ввиду возникших сомнений относительно его психического здоровья был отстранен от пиротехнических приготовлений. «Ах, так! Будет у вас фейерверк и иллюминация!» С этими словами пиротехник ночью, в канун ноябрьской демонстрации, появился на Красной площади. Там в это время шли последние приготовления к параду и электрики колдовали с иллюминацией.

Появление на площади еще одного человека в военной форме вопросов ни у кого не вызвало: мало ли их тут шатается в это время! Душевная болезнь офицера обострилась настолько, что он заговорил афоризмами.

Со словами «Уходя, гасите всех, сила вся в кефире!» он доской размозжил голову электрику и перочинным ножом перерезал какой-то проводок.

Вся площадь и прилегающие строения тут же погрузились во мрак. Паника среди устроителей демонстрации поднялась неописуемая: никто не мог понять, что же произошло и что теперь делать…

Далеко пиротехнику уйти не удалось, и он вскоре оказался в лазарете Лубянской внутренней тюрьмы, в народе прозванной «нутрянкой».