доверием, и он, кажется, действительно переживает, поэтому я разрешаю ему покружить надо мной.

— Твоё золото!

«Что моё золото?»

— Нам надо вернуться за ним!

«Зачем?»

— Потому что, во-первых, его было много, а во-вторых, те хулиганы без сомнения потратят его на ужасные вещи.

«Оно удержит их подальше от тебя. Важно только это. К тому же там, где я его достал, золота ещё много».

— Где ты его достал?

И нет, я не планирую ничего у него красть, хотя это и не значит, что если он предложит мне монетку или даже три, то я откажусь. Я слишком много пережила.

«В своём — как ты там его назвала? — гнезде с распутными птицами».

Я застываю, потому что не помню, чтобы произносила это вслух, но, похоже, так оно и было. Я меняю тему.

— Не могу поверить, что ты отрубил Лириалу руку.

Морргот отвечает не сразу: «Ему повезло, что его голова всё ещё при нём».

Я сглатываю кислый комок, подступающий к горлу. Когти и клюв Морргота сделаны из железа.

— Она ведь не вырастет обратно?

Стук моего сердца совпадает с быстрым стуком копыт Ропота.

«Ты должна признать, что я очень хорошо себя вел. Я не тронул остальных. Будь моя воля, я не дал бы тебе болтать с этой шайкой, и у них не осталось бы конечностей, чтобы метать в тебя стрелы».

Я решаю проигнорировать его последний комментарий и сосредоточиться на том, от которого мой обед из кокоса не пытается сбежать из желудка.

— Болтать? Ты серьёзно считаешь, что именно этим я и занималась?

«Ну, ты обсуждала статусы фейри в люсинском обществе».

— Чтобы дать тебе время вытащить меня из этой гнилой ситуации! Которая, кстати, произошла по твоей вине.

«Не припомню, чтобы я назначал вознаграждение за твою голову».

Я снова запрокидываю голову и долго смотрю на полог из ветвей, освещенных звёздами.

— Я говорила не о вознагр…

Ропот перепрыгивает через поваленное дерево, что эффективно затыкает мне рот. Его темп снова становится бешеным. Либо он почувствовал ещё каких-то злых фейри, либо Морргот сказал ему мчать быстрее, чтобы я больше не могла с ним препираться.

Оставшуюся часть ночи я крепко держусь за Ропота, который мчится по головокружительной неровной местности, и восхищаюсь сумеречными пейзажами. Я знаю, что это не обзорная экскурсия, но уже достаточно успокоилась, чтобы восхититься окружающим меня великолепием.

Вдруг я слышу, как у меня над головой ломается ветка и раздаётся хриплое шипение.

Морргот резко опускается.

— Что это было?

Я получаю ответ секунду спустя, когда замечаю два широко посаженных светящихся глаза, которые смотрят на меня с огромной головы, покрытой пёстрой шерстью.

— Это… леопард? — мой шепот звучит так же напряжённо, каким выглядит сейчас тело хищника.

Я замечаю, что леопард почти такого же роста, что и Ропот, и пытаюсь сглотнуть.

Морргот испускает пронзительный крик, который заставляет мою слюну тут же опуститься вниз. Я захожусь кашлем, в то время как леопард расправляет плечи, после чего наклоняется вбок, разворачивается и исчезает в кустах.

— Не знала, что ты способен издавать такие звуки.

В процессе выплёвывания лёгкого, мой голос сделался тише и грубее.

«Мне нравится проникать в мысли других существ».

— Проникать в мысли? Все вороны обладают этой способностью?

«Нет. Только я».

— Каким образом ты можешь проникать в мысли животных и людей без их согласия?

«Это история для другого раза».

— Зачем откладывать? У нас впереди долгий путь, разве не так? Можем продолжить болтать. Так время пройдёт быстрее.

«А ещё все желающие смогут узнать о твоём местонахождении».

Я закрываю рот и осматриваю окрестности и деревья. Только голоса ночных существ нарушают тишину, которой как будто стало больше, как и влажности, потому что мы подходим всё ближе к океану.

Когда адреналин иссякает, каждая болезненная часть моего тела даёт о себе знать. Сильнее всего болит грудь. Я подношу к ней руку, и от одного только вида ладони, лежащей поверх моих заострившихся сосков, я издаю стон.

Морргот резко опускается.

«Что? Что такое?»

— Ты в курсе, что у женщин есть часть тела, которая называется «грудь»?

Золотые кольца вокруг его зрачков становятся не толще обручальных колец, которые носят родители Сибиллы. Он пристально смотрит на моё лицо. Не ниже. Он либо не знаком с женской анатомией, либо у него очень хорошие манеры.

«И что насчет твоих… грудей?»

Он, должно быть, вдохнул насекомое или песчинку, потому что его голос звучит неожиданно хрипло.

Стоп. Он же говорит у меня в голове, точнее проникает в мысли — или как там он называет свою способность? Его слова воспроизводятся не голосовыми связками, ведь так? Может быть, ему просто неловко обсуждать женские части тела?

Я прижимаю грудь рукой, чтобы та не подпрыгивала. Теперь, когда я заметила, как она горит, я не могу сосредоточиться ни на чем другом.

— Те бандиты забрали мою сумку. Корсет был внутри неё.

Я хотела избавиться от него, но теперь, когда это случилось… Я вздыхаю и уже слышу, как суеверная Джиана напоминает мне о том, чтобы я не загадывала желания, если не хочу, чтобы они сбывались.

Неожиданно мне в голову приходит идея. Она не самая лучшая, но она может принести мне облегчение.

Когда я отпускаю поводья и расстегиваю рубашку, Морргот начинает опускаться, словно он забыл, как использовать крылья. Едва не врезавшись в навостренные уши Ропота, он превращается в дым, а потом взмывает вверх. Когда ему больше ничего не угрожает, он снова материализуется.

«Что ты делаешь?» — его голос звучит раздраженно, словно в той ошибке, которую он допустил во время полета, виновата я.

Я приподнимаю помятый подол рубашки и завязываю его узлом.

— Пытаюсь уменьшить трение.

Это решение не идеально, но оно помогает.

— Готово, — бормочу я и снова берусь за поводья.

«И что теперь?»

Синьор Ворчун, похоже, стал ещё более угрюмым. Это была длинная ночь, и она наконец-то заканчивается. И хотя вокруг нас мало что поменялось, всё-таки в джунглях стало тихо, чернота отступает, сереет, воскрешая контрасты, которые сгладила ночь.

— Не думаю, что смогу сойти за парня без корсета.

Взгляд Морргота падает на мой голый живот и останавливается на завязанной в узел рубашке. Он не может морщить нос, и всё-таки его отношение к моему внешнему виду ясно как день.

— Расслабься. Когда мы доедем до города, я развяжу рубашку.

Я срываю лепесток свисающей орхидеи жжено-оранжевого цвета, который напоминает мне о маминых волосах.

— Как думаешь, все уже знают о награде за мою голову?

«Думаю, что раз о ней прослышало