Думаю, что скоро увидимся.

Элеонора Боули.

Сент., 10, 1924».

«Здравствуй, дорогой Михаил!

Сегодня, 30 сентября, мы, наконец-то, причалили в Америке. Сегодня вторник, и нас только что провели через таможню и отправили в карантин. Доплыли все живые и здоровые, слава Богу!

Путешествие было интересное, я бы даже сказал – лихое!

Оказалось, что среди нас только моя Наташа и маленькая Полинушка, или, как мы её зовём, Полина Сергеевна, или просто – Сергевна, не страдают морской болезнью. Но, как сказал всезнающий Серёжа, у детей до года в голове три дырочки: две ноздри и ещё одна в темечке, поэтому их – что в люльке качай, что на волнах «болтай».

Как ты помнишь, мы уехали из Харбина 3 августа. Нам повезло, потому что, когда мы приехали в Тянзин, там уже было опасно и тревожно из-за войск У Пэй Фу. Нас всех подозревали, кто приехал из Харбина, что мы шпионы Чжан Цзо Лина. Но нас было много, кто собирался сесть на корабль до Нигаты, поэтому всех подозревать они не могли, да ещё с беременными женщинами и детьми. Через день мы сели на пароход и отплыли в Нигату. Если смотреть на Японию с борта парохода, то очень красивая страна. Уже подходила осень, и такое множество красок в их лесах на островах – больших и маленьких. Японцы отлично вежливый народ, все кланяются и улыбаются, но ничего не поймешь, что они говорят и что думают. Это понятно, ведь никто из нас не знает японского языка. И тут мы с горестью вспоминали наших китайцев, которые, хотя и «моя-твоя», а всё равно всё понятно и всё можно разобрать. На лицо они все одинаковые, что японцы, что китайцы, но китаец, если улыбается, ты знаешь, что он тебе рад, а про японцев так сказать невозможно. Не знаю почему, но впечатление именно такое. Может быть, потому что в прошлом году у них было страшное землетрясение.

Японцы очень строгие и дисциплинированные. Поэтому и непонятно, что когда он тебе улыбается, то что он при этом думает. И не берут взяток. Не то что наши китайцы: если этого нельзя, но даёшь деньги, то сразу можно. У нас в Нигате был такой случай. Нас держали на рейде почти неделю и не пускали на берег. Один из наших попытался дать взятку их офицеру береговой полиции, его арестовали и увезли на берег. Мы ещё шутили, что один наш уже в Японии. Но через неделю его привезли снова на пароход, и на него было жалко смотреть – он был в их тюрьме и вернулся весь позеленевший и голодный. Даже успел похудеть, хотя был с нами во время ледяного похода через Байкал. Мы стали его спрашивать, мол, как там, но ничего не добились. И нас предупредили, что нельзя подкупать японских офицеров. Потом, правда, к нам стали относиться очень любезно, даже свозили на экскурсию на могилы наших солдат и моряков, которые погибли от ран в их госпиталях после кампании 1905 года. Алексей Валентинович даже нашёл могилу одного своего знакомого офицера. Это было очень печально и трогательно. К могилам они относятся очень бережно, чтут память сильного, но побеждённого противника. Что-то в этом есть очень трогательное и одновременно очень жестокое. В Нигате мы были две недели в карантине. Жили прилично, даже стали отпускать в город. Это было очень забавно, особенно японские женщины. Они как бабочки! Яркие, цветные халаты-кимоно с узлами, на манер банта на спине, на пояснице, черные пышные прически и из причесок торчат палочки, как усики у бабочек. Очень красиво. А мужчины мрачные. Полицейские в городе все одеты в черную форму при мечах, как наши городовые при селёдках. Всё очень строго и чопорно. Холостых мужчин сразу предупредили, чтобы никто не вздумал пытаться познакомиться в городе, а если надо, то в особый квартал – там за деньги всё можно. Серёжа извертелся. Я не знал, как отвлечь от такого его поведения наших женщин. Но, по-моему, никто особо не заметил, потому что все были увлечены обозрением новой страны, и Полинушка немного приболела. Только Алексей Валентинович пил коньяк (он прихватил много) и переживал, как бы он тут себя чувствовал, если бы тогда в 1905 году попал к японцам в плен. Попробовать японской кухни не пришлось. Кормили в карантине, однако Серёжа, по-моему, раз вырвался, но что было – промолчал. И ни черта не понятно, что где написано, не то что у нас в Харбине – всё на китайском и на русском, а тут только на японском. Можно понять только по витринам, где что выложено, но витрин, как у нас, практически нет. Поэтому что в конечном итоге попробовал наш исследователь Серёжа, мы, скорее всего, никогда не узнаем, чем его накормили. Какие-то порошки потом пил и запивал коньяком тестя.

Хорошо, что мы с Наташей успели оформить наши брачные отношения, а то японская эмиграционная служба к нам имела бы серьезные претензии.

Потом нас на поезде перевезли в Токио, по-старому этот город назывался Эдо. На нас на всех произвёл очень большое впечатление поезд. Как мы ездили в России, я уже почти не помню, был маленький, что такое китайские поезда, ежли это не международный экспресс, не мне тебе рассказывать – толпа, вонь и грязь, но весело. А японский поезд, а ехали мы третьим классом, – это чистота, порядок и тишина, только играют дети, но и то – тихо. Наташа сказала, что в этом поезде она могла бы ездить беременная всю жизнь. Она на таких месяцах, что стала очень ко всему чувствительная. А Серёжа молодец, он про женщин знает всё.

В Токио мы приехали к ночи, и нас сразу поселили в портовой гостинице, рядом с карантином. Про то, что мы увидели утром, рассказывать не хочется – от Токио и Ёкогамы ничего не осталось. Рядом, очень близко, почти вплотную соседствуют два города: Токио и Ёкогама. 1 сентября прошлого года тут было землетрясение, и от города ничего не осталось. Дело не только в том, что разрушились дома. Надо знать, что японцы строят дома из дерева, бамбука и бумаги. Каменных домов немного, в основном это присутствия или военные казармы, ещё заводы и фабрики. В японском доме нет печки, как у нас, которая обложена камнем, или каминов, у них жаровни, где готовят еду и от которой обогреваются. В японском доме только одна комната, и они все там спят, жаровня открытая. И когда землетрясение произошло – все эти дома загорелись и сгорели почти дотла. Прошел год с небольшим, они многие уже отстроились, но кругом так много пепелищ, что впечатление было не как от нового города, а как от сгоревшего старого. Говорят, что заживо сгорело около полумиллиона человек, и женщин и детей. До сих пор на это страшно смотреть. Наши женщины, когда это увидели, то до самого отплытия не выходили из гостиницы. Поэтому в итоге Япония произвела на меня и на всех нас самое тягостное впечатление.

10 сентября нас посадили на пароход компании Pacific и мы поплыли, хотя моряки говорят – пошли, в Америку. Если из Тяньзина в Нигату мы шли два дня, то тут – почти три недели. Вышли из Токио рано утром, причалили в Сиэтле поздно вечером, и письмо я начал тебе писать сегодня, в последний день плаванья, потому что только сегодня прекратился шторм. Начался он наутро следующего дня после отплытия из Токио. Вот тебе и Тихий.

В пути случился такой трагический момент – что-то случилось в машине, и нас несло на север почти два дня и две ночи. Стало очень холодно. В эти дни мы допили весь коньяк Алексея Валентиновича, даже Наташе Серёжа рекомендовал, чтобы не было переохлаждения. Потом, слава Богу, нашлись наши механики, которые помогли американским, и им сразу предложили работу. Говорят, что западный берег Америки и Канады ещё малонаселён, и у них требуются квалифицированные специалисты. Жаль, что я не механик.