— Если это так, то как ты строишь свою жизнь?

— Я владею кораблями, а также складами и домами. Я владею богатствами, — говоря это, Марк понимал, что все это ничего не значит. Его отец понял это перед самой смертью. Суета. Все это была суета. Пустота.

Марк не хотел слушать, но слова старой женщины проникали в него, лишая его покоя.

— Один из наших римских философов говорит, что наша жизнь — это то, что мы о ней думаем. Наверное, именно здесь надо искать ответ на то, как мне обрести покой.

Дебора улыбнулась ему снисходительной улыбкой, было видно, что его рассуждения чем-то забавляли ее.

— Царь Соломон был самым мудрым человеком на земле, и он сказал нечто подобное за сотни лет до того, как появился Рим. «Каковы мысли в душе человека, таков и он». — Дебора посмотрела на Марка. — А у тебя какие мысли в душе, Марк Люциан Валериан?

Ее вопрос попал в цель.

— О Хадассе, — хрипло сказал он.

Дебора кивнула в знак удовлетворения.

— Тогда пусть твои мысли и дальше будут о ней. Помни о том, что она говорила. Помни, что она делала, как жила.

— Я помню о том, как она умерла, — сказал Марк, уставившись на Галилейское море.

— И об этом тоже, — торжественно сказала Дебора. — Ходи ее путями и смотри на жизнь ее глазами. Может быть, так ты станешь ближе к тому, что ищешь. — Она указала вниз, на склон. — Вот по этой дороге она все время ходила со своим отцом. Эта дорога приведет тебя вниз, в Геннисарет, а потом в Капернаум. Хадасса любила Галилейское море.

— Давай, я доведу тебя до Наина.

— Я свой путь знаю. Теперь тебе пора найти свой.

Улыбка Марка вышла страдальческой.

— Думаешь, меня так просто выселить?

Старуха похлопала его по руке.

— Ты же сам собирался в путь, — она повернулась и пошла по той дороге, по которой они только что шли вместе.

— А почему ты так в этом уверена? — крикнул Марк ей вслед, расстроенный тем, что он так легко позволил ей вывести его из деревни.

— Ты взял с собой свою одежду.

Ошеломленный, Марк покачал головой. Глядя ей вслед, он только сейчас понял, что и хлеб с вином Дебора купила ему, в дорогу.

Он вздохнул. Ну что ж, в конце концов, она была права. Не стоило возвращаться назад. В доме, в котором Хадасса провела свое детство, он оставался столько, сколько смог вынести. Он нашел там только пыль, да чувство отчаяния от тех воспоминаний, от которых у него ком застревал в горле.

Марк посмотрел на север. Надеялся ли он найти что-то новое для себя на берегу Галилейского моря? Но надежда никогда не была спутником в его поисках. Ее место занимал гнев. Однако Марк чувствовал, что каким-то непонятным для него образом щит гнева пропал, сделав Марка беззащитным. Таким беззащитным, каким может быть только новорожденный младенец.

Она любила Галилейское море, — сказала Дебора. Кто знает, может быть, это достаточно побудительная причина, для того чтобы отправиться дальше в путь.

Марк пошел вниз по склону, по той же дороге, по которой когда-то ходила Хадасса.

Александр с громким стуком поставил на стол свой кубок с вином, пролив на стол несколько капель.

— Ведь это же она отправила тебя на арену, и теперь ты говоришь, что хочешь вернуться к ней?

— Да, — бесхитростно ответила Хадасса.

— Только через мой труп!

— Александр, но ведь ты как-то сказал, что я вольна делать все, что считаю нужным.

— Но не такие же глупости. Разве ты не слышала, что она несла? Злоба просто разъедает ее изнутри. Эта женщина даже и не думает раскаиваться в содеянном.

— Ты этого не знаешь, Александр. Ее сердце знает только Бог.

— Ты не сможешь туда вернуться, Хадасса. Эта женщина отказалась от всех прав на тебя с того самого момента, как передала тебя распорядителю зрелищ.

— Это не имеет никакого значения.

Александр встал и нервно зашагал по комнате.

— Как тебе такое вообще могло прийти в голову? — искренне недоумевал он.

— Постарайся понять, Александр. Я ей нужна.

Он посмотрел на нее в упор.

— Ты ей нужна? Ты нужна мне. Ты нужна нашим больным. У Юлии Валериан есть рабы, слуги. Пусть они позаботятся о ней.

— Я тоже ее служанка.

— Вовсе нет, — непреклонно сказал он, — теперь нет.

— Ее мать и отец купили меня в Риме, чтобы я прислуживала Юлии.

— Это было давно.

— Время не отменяет моих обязанностей. Я по-прежнему по всем законам принадлежу ей.

— Ты не права. Может быть, ты не знаешь, но ей за тебя заплатили. Несколько медных монет! Именно так она тебя оценила. Меньше, чем обычный работник в день получает. — Александр сердился не столько на Хадассу, сколько на себя самого, потому что ему следовало бы предвидеть что-то подобное. Он не мог предположить, что сострадание Хадассы окажется настолько сильным, что она проявит его даже к той женщине, которая запросто отправила ее на смерть.

Уже несколько недель, с того самого вечера, как они посетили Юлию Валериан, Хадасса ела только пресный хлеб и пила только воду. С больными она общалась редко, большую часть времени проводя в молитве. Александр думал, что понимает ее. Конечно, ей было нелегко, после того как она увидела женщину, отправившую ее умирать на арене. Конечно, Хадасса какое-то время будет прятаться, даже бояться людей. У Александра мелькнула мысль о том, испытала ли Хадасса удовлетворение, видя, как страдает Юлия Валериан, но спросить об этом он так и не решился.

Александр подумал, что Хадасса уже не в первый раз была готова и даже хотела все бросить и вернуться.

— Я никак не могу тебя понять, — сказал он, стараясь взять себя в руки и найти убедительный довод, чтобы отговорить ее от своего решения. — Ты сердишься на меня за то, что я отказываюсь лечить эту женщину?

— Нет, мой господин, — сказала Хадасса, удивившись тому, что он затрагивает такую тему.

— Я не могу этого сделать, Хадасса. Ты знаешь законы Ефеса. Когда больной, лечащийся у врача, умирает, за это отвечает врач. Только безумный способен браться лечить больного, которого излечить уже явно невозможно. Ты же видела ее язвы и раны.

— Да, видела, — очень спокойно сказала она.

— Значит, тебе понятно, что болезнь охватила уже весь ее организм.

— Да, мой господин.

— Я ничем не могу ей помочь, разве только дать ей те лекарства, которые смогут облегчить ее страдания. Она умрет, и никто не сможет ей помочь. Ты прикоснулась к ней. Ты это знаешь. — Александр видел, как тяжело ей слышать его слова. — И не смотри на меня так. Я знаю, ты скажешь, что не обладаешь никакой целительной силой, за исключением того, что твоими руками делает Бог. Очень хорошо. Я верю тебе. Но когда ты взяла ее за руку, что-нибудь произошло?