Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще одна ошибка. Ей следовало все это время сильнее демонстрировать свой испуг. Она должна просить его обнять ее и говорить ей, что все в порядке. А сама должна благодарить его за то, что он спас ей жизнь. Она утратила способность ясно мыслить. События вырывались из-под ее контроля, она отчетливо ощущала это. Роз Морли... Поупы... Она думала о портфеле Джордана, который сейчас лежал запертый в сейфе. Она думала о его содержимом. Она думала о том, что он принес его домой, прикованным к запястью. Самая важная тайна войны — тайна вторжения — сейчас могла находиться совсем рядом с нею. А действительно ли эта тайна находилась в этом портфеле? А удастся ли ей похитить ее? Ей очень хотелось выйти из игры. Она больше не чувствовала себя в безопасности. Не ощущала в себе способность и дальше продолжать ту двойную жизнь, какой она жила в течение шести лет. Продолжать эту игру с Питером Джорданом. Она чувствовала, что не может и дальше каждую ночь отдавать ему свое тело ради того, чтобы потом пробираться в кабинет. Одно задание, а потом вас вывезут. Фогель пообещал ей. Она должна поймать его на слове.
Кэтрин закончила раздеваться и легла на кровать. Джордан все еще сидел на краю, потягивая бренди и глядя в темноту.
— Как раз это и называется английской сдержанностью, — невнятно пробормотала она. — Нам возбраняется проявлять эмоции, даже когда на нас в темноте чуть не наезжают пьяные водители.
— А когда вам не возбраняется проявлять эмоции? — спросил он, все так же глядя в пространство.
— Ты и сам мог погибнуть этой ночью, Питер, — сказала она. — Зачем ты это сделал?
— Потому что, когда я увидел, что этот проклятый идиот мчится прямо на тебя, я понял одну вещь. Я понял, что отчаянно, безумно, с головой влюблен в тебя. С того самого мгновения, когда ты вошла в мою жизнь. Я никогда не думал, что кому-нибудь удастся снова сделать меня счастливым. А ты смогла, Кэтрин. И я ужасно испугался, что все это снова исчезнет.
— Питер, — негромко произнесла она. Он сидел спиной к ней. Она приподнялась, взяла его за плечи и попыталась повалить на кровать, но его мускулы словно окаменели.
— Я постоянно гадал, где именно я находился в тот самый момент, когда она умерла, что я делал. Я знаю, что это похоже на безумие, на навязчивую идею, но в течение очень долгого времени я думал только об этом. Потому что я не был тогда рядом с нею. Потому, что моя жена погибла, одна, во время ливня на лонг-айлендском шоссе. Я пытался угадать, была ли у меня возможность хоть что-нибудь сделать для нее. И, стоя на тротуаре сегодня вечером, я увидел, что все то же самое повторяется снова. Но на сей раз я мог что-то сделать — что-то такое, что могло предотвратить беду. Вот я и сделал.
— Я так благодарна тебе за то, что ты спас мою жизнь, Питер Джордан.
— Поверь мне, причины были чисто эгоистическими. Я очень долго ждал встречи с тобой, Кэтрин Блэйк, и не хочу снова остаться без тебя.
— Ты и вправду так думаешь?
— Это чистая правда, говорю тебе от всего сердца.
Она опять потянула его за плечи, и на сей раз он поддался. Она поцеловала его, еще и еще раз.
— Боже мой, как я люблю тебя, Питер, — сказал она и сама удивилась тому, как легко ложь сходит с ее языка. Внезапно он ужасно захотел ее. Она легла на спину и раздвинула ноги, а когда он вошел в нее, Кэтрин почувствовала, как ее тело само собой подалось ему навстречу. Она изогнулась дугой и ощутила его где-то немыслимо глубоко. Это случилось так неожиданно, что у нее перехватило дыхание. Когда эта близость закончилась, она вдруг поняла, что беспомощно смеется.
Питер положил голову ей на грудь.
— Что тебя так невероятно рассмешило?
— Просто я так счастлива с тобой, Питер, так счастлива...
* * *
Альфред Вайкери отбывал тревожную бессменную вахту на Сент-Джеймс-стрит. В девять часов он спустился по лестнице в столовую, чтобы хоть немного поесть. Меню, как всегда, было чудовищным: картофельный суп и какая-то вареная белая рыба; судя по вкусу, речная. Но, приступив к трапезе, он обнаружил, что зверски голоден, и взял вторую порцию. Один из коллег, бывший адвокат, у которого всегда был такой вид, будто он страдает от зверского похмелья, предложил сыграть в шахматы. Вайкери играл плохо и без энтузиазма, но сумел переломить ход партии и довести ее до победы, сделав несколько блестящих ходов в эндшпиле. Хорошо было бы, подумал он, если бы игра оказалась аллегорией того дела, которым он сейчас занимается.
На лестничной клетке он опять столкнулся с Грейс Кларендон. Она тащила под мышкой несколько папок с делами и показалась ему похожей на школьницу, несущую книги. Метнув на Вайкери недоброжелательный взгляд, она, громко топая каблуками, побежала вниз по лестнице, в архив.
Вернувшись в свой кабинет, он попытался взяться за работу — сеть Бекера требовала постоянного внимания, — но никак не мог сосредоточиться.
"Почему вы не рассказали всего этого прежде?
Я рассказал все это Бутби".
Наконец-то позвонил Гарри — ничего.
Вайкери было необходимо хоть часок поспать. Грохот телетайпов по соседству, который обычно действовал на него даже умиротворяюще, сейчас казался оглушительным, будто за стеной работала бригада с отбойными молотками. Его куцая раскладушка, как правило, избавлявшая его от бессонницы, превратилась в символ всего неправильного, что имелось в его жизни. В течение тридцати минут он переставлял ее с места на место, разместив сначала у одной стены, затем у другой, и в конце концов установил ее посреди комнаты. После этого в кабинет заглянула миссис Бланчард, возглавлявшая ночную смену машинисток, встревоженная непрерывным шумом. Она налила Вайкери большой стакан виски, строго приказала выпить все и возвратила раскладушку на ее обычное место.
Опять позвонил Гарри — все так же, ничего.
Ни с того ни с сего он набрал номер Элен. «Да, слушаю! Черт возьми, кто это?» — откликнулся раздраженный мужской голос. Вайкери молча опустил трубку.
Гарри позвонил в третий раз. Никакого продвижения.
Вайкери, почувствовав себя совсем удрученным, начал сочинять заявление об отставке.
"Вам не приходилось знакомиться с досье Фогеля?
Нет".
Он разорвал заявление в мелкие клочки, которые вытряхнул в мешок с бумагами, предназначенными для сжигания. Потом улегся на раскладушку, не обращая внимания на то, что настольная лампа светила ему прямо в лицо, и уставился в потолок.
Его неотступно занимал один вопрос: что могло связывать ее с Поупами. Неужели они были ее соучастниками и занимались не только черным рынком и рэкетом, но и шпионажем? Вряд ли, решил он. Возможно, она обратилась к ним за какими-то услугами, которые они оказывали многим: бензин вне лимитов, оружие, организация слежки... Вайкери не мог сказать ничего определенного, пока не обнаружит и не допросит Роберта Поупа. И даже после этого он намеревался все равно изучить всю их деятельность под микроскопом. Если ему удастся найти какую-нибудь зацепку, он обвинит всю банду в шпионаже в пользу Германии и упечет в тюрьму на очень длительное время. А как быть с Роз Морли? Могло ли случившееся объясняться стечением обстоятельств? Тем, что Роз узнала Анну Штайнер и заплатила за это жизнью? «Вполне возможно», — думал Вайкери. Но ему следовало принять в качестве главной версии худший вариант — что Роз Морли тоже была агентом разведки. Ему предстояло провести глубокое расследование ее прошлого, и лишь после этого можно будет принять хоть какое-то решение по поводу этого убийства.