подавно». В 88-м: «Покамест успехи мои невелики: я не осмеливаюсь на глазах у всех довольствоваться малым». Таких признаний множество, читатель встретит их и в этой книге.

113

Гегель полагал, что в этической рефлексии Сенеки заключено «больше треска и напыщенности, чем подлинной нравственной чистоты».

114

Его удручает привычная современникам и согражданам жестокость — бои в амфитеатре, нечеловеческое положение рабов (обе темы — сквозные; о рабах особенно мрачно — в 47-м письме).

115

У бога стоиков нет личностных свойств. Стоик презрительно осуждает грешных людей, христианин их жалеет. В стремлении к своему недостижимому идеалу стоик «верит исключительно в силу разума... в то время как затерянный в толпе христианин на себя надеется мало и полагается лишь на бога» (В. С. Дуров). Стоик критически относится к себе; исповедальность — одна из черт, внешне сближающих Сенеку с писателями Церкви, Именно внешне: для верящих в предопределенность раскаяние невозможно; христианскими философами было замечено, что стоик, вся воля которого направлена на признание неизбежного, отрицает свободу нравственного выбора и тем самым необходимость исповеди и покаяния.

116

Как отмечалось выше, античность недооценила Сенеку: уже классицист Квинтилиан критически отзывался о форме и неодобрительно — о содержании его трудов. Первое возрождение Сенека переживает у раннехристианских писателей; сохранности его произведений в Средние века способствовала легенда о тайном христианине. Гуманисты ставят его очень высоко. Жан Кальвин написал комментарий к трактату «О милосердии»; это — первый труд великого теолога. Юст Липсий, ценивший стиль и композицию «Утешений», но в особенности — идейный пафос «Писем», реанимировал античный стоицизм в Европе Нового времени, сообщив восхищение Сенекой и своему другу — Рубенсу, чье грандиозное полотно 1615 г. оживило Сенеку не для одних ученых.

117

Цитируемое сочетание — конгениальная находка С. А. Ошерова.

118

Старые русские переводы, особенно выполненные гимназическими учителями, нельзя печатать без тщательной переработки: неприличное в них выпускается, они содержат немало ошибок, пропусков и вольностей, их язык архаичен. Новые переводы точны, однако скупы в языковой отделке. Переводы Сенеки на читаемые европейские языки, насколько мы успели сверить, хотя значительно лучше русских, также не идеальны. Например, не раз переизданный французский перевод трактата «О милосердии» (Ж. Баяр) — дворцовый и свободный, немецкий (К.Бюхнер) чересчур проработан и близок к интерпретирующему, английский (Обри Стюарт) сдержан, но, несмотря на сдержанность, более чем в полтора раза превосходит объемом оригинальный текст. По-видимому, Сенека настолько поэтичен, что его невозможно перевести адекватно.