всех бед, по вашим законам, остается безнаказанным! Так, например, Клеманс Дюваль, дочь известного офицера, блестяще образованная девушка, с хорошими средствами, без сомнения, полюбила презренного негодяя, потому что в самый серьезный момент своей жизни бедное создание упрекает себя в единственной вине: в том, что поверила в святость клятвы, данной у постели умирающей матери. Ее мать также думала, что поручает судьбу дочери честному человеку. А что же оказалось? Бедное дитя, по ее словам, сочло, что с этой минуты она навсегда соединена с любимым человеком, и, слушаясь больше сердца, чем рассудка, поддалась преступному увлечению; да, конечно, преступному… Но спустя некоторое время возлюбленный бросает ее па позор, на страшную нужду, на такие ужасные муки, что она прибегает к самоубийству и к убийству ребенка! А что же соблазнитель несчастной девушки, этот бессовестный лицемер, этот низкий клятвопреступник и вдвойне убийца? Потребовало ли у него правосудие вашей страны отчета за бесчестие и убийство? Нет! Оно даже не упоминает о нем. Быть может, в настоящую минуту уже до него дошел слух о преступлении обманутой им девушки, о смерти его ребенка, а он только посмеивается себе над столькими несчастьями, потому что, без сомнения, это безжалостный человек. Ах, любезный граф, признаюсь, у меня вся кровь закипает при мысли о такой отвратительной безнаказанности, об оскорблении божеской и человеческой справедливости. Да, я скорблю, что Франция, стоящая во главе цивилизации, допускает в своем законодательстве подобную возмутительную вещь.

(Принц, видимо, взволнован и замолкает, среди одобрительного шепота.)

Графиня Дюкормье (тихо мужу):

— Вы не следите за разговором. Скажите что-нибудь на эту тему. Принц будет доволен. Тема очень благодарная.

Дюкормье (смущенно):

— Утешительно слышать, ваше высочество, что принц, призванный управлять со временем, развивает идеи, которые делают большую честь его уму и сердцу.

Графиня Дюкормье (тихо мужу):

— Вы говорите без увлечения. Что с вами? Приободритесь!

Принц (немного удивленный холодностью Дюкормье):

— Разве вы, граф, не согласны с моей мыслью? Разве вы не находите, что ваше законодательство освящает ужасную безнаказанность?

Графиня Дюкормье (дотрагиваясь до руки мужа):

— Полноте же! Он находит вас холодным.

Дюкормье:

— Напротив, я вполне согласен с вашим королевским высочеством. Мне также кажется, что в большинстве случаев человек, воспользовавшийся невинностью и доверием молодой девушки и потом бросивший ее, — негодяй, достойный презрения. К несчастью, в этом отношении в нашем законодательстве пробел.

Графиня Дюкормье (шепчет мужу):

— Теперь лучше. Но все-таки слишком холодно.

Герцогиня де Спинола:

— Не находит ли ваше высочество, что в деле есть необъяснимая до сих пор вещь?

Принц:

— Какая, герцогиня?

Графиня де Спинола:

— Да записка бедной Клеманс Дюваль. Потому что, в конце концов, вы, ваше высочество, правы: несчастная достойна сожаления. В записке говорится, кажется, что семейство герцогини де Бопертюи — причина всех несчастий этого ужасного создания, Марии Фово.

Принц:

— Да, герцогиня, и меня это поразило. Тут какая-то тайна. Быть может, она выяснится на суде.

Князь фон Ловештейн:

— Действительно, это — очень таинственное обстоятельство, потому что какие отношения, какая связь могли существовать между людьми таких различных положений, как Мария Фово и герцогиня де Бопертюи!

Маркиза де Монлавилль, обращаясь к Дюкормье:

— А вы, граф, в вашу бытность в отеле де Морсен не слыхали, чтобы эта негодная женщина имела какое-нибудь отношение к герцогине?

Дюкормье (бледнея):

— Нет, маркиза.

Принц (милостиво Дюкормье):

— Вы должны, любезный граф, извинить наше любопытство. Оно доводит нас до нескромности. Но каждую минуту хочется обращаться к вам за разъяснениями, потому что вы — друг семьи де Морсен.

Дюкормье:

— Мои воспоминания всегда к услугам вашего высочества и дам. Но я уже имел честь сказать, что обе подсудимые мне совершенно неизвестны; я не знаю об их прошлом.

Графиня Дюкормье (тихо мужу):

— Право, вы на себя не похожи: вы бледны, как полотно!

Принц:

— Сударыни, угодно вам, чтобы полковник продолжал чтение? Быть может, тайна скоро разъяснится?

Несколько голосов:

— Да, ваше высочество, мы с нетерпением ждем этого.

Принц:

— Полковник, потрудитесь продолжать.

XLVIII

Полковник читает:

«Обвинительный акт был выслушан публикой с большим волнением; Клеманс Дюваль казалась подавленной; Мария Фово слушала с насмешливым нетерпением.

Председатель:

— Здесь ли герцог де Бопертюи?

(Герцог встает. Публика смотрит на него с любопытством. Муж пострадавшей — еще молодой человек. Он одет довольно небрежно. Черты лица некрасивы, но выражают кротость и печаль. В руках у него платок, которым он часто утирал слезы во время чтения обвинительного акта. Герцог возбуждает всеобщее сочувствие.)

Председатель:

— Вы представляете гражданскую сторону в вышеизложенном деле. Поэтому вы будете присутствовать при допросе и при дебатах и не должны удаляться в комнату для свидетелей. (Герцог садится.) Герцогиня де Бопертюи не явилась в суд, потому что ей помешало болезненное состояние. (В зале движение.) Мы поручили господам врачам Бальи и Оливье осведомиться о состоянии здоровья герцогини в настоящее время и доложить суду, не может ли она присутство-вать на разбирательстве дела. Г-н судебный пристав, пригласите сюда доктора Бальи. Мы выслушаем его.

(Вводят доктора Бальи.)

Председатель:

— Г-н Бальи, мы поручили вам и доктору Оливье исследовать состояние здоровья герцогини де Бопертюи. Потрудитесь дать суду отчет о ваших наблюдениях.

(В зале глубокое молчание.)

Доктор Бальи:

— Сегодня утром я имел честь видеть герцогиню. Ее здоровье несколько лучше со времени ареста обвиняемой, то есть, по-видимому, с того времени, как герцогиня перестала употреблять отравленное питье. (Продолжительное движение.) Герцогиня еще чрезвычайно слаба. Но тем не менее, при соблюдении больших предосторожностей ее возможно было бы принести на нынешнее заседание. Герцогиня и сама желает быть выслушанной как можно скорее.

(Доктор Оливье дает такое же показание о здоровье герцогини.)

Председатель:

— Суд, выслушав заявление гг. докторов Бальи и Оливье, пригласит герцогиню в суд, если ее здоровье не ухудшилось с нынешнего утра. Удалите девицу Клеманс Дюваль. Ее вызовут после.

(Обвиняемая Дюваль пожимает руку Марии Фово и уходит из зала суда, опираясь на руку муниципальных стражей, потому что, по слабости, не может держаться на ногах. Мария Фово одна остается на скамье подсудимых. Ее защитник, г-н Дюмон, вполголоса обменивается с ней несколькими словами.)

Председатель:

— Мария Фово, встаньте. Держали вы вместе с мужем в продолжение пяти лет перчаточный и парфюмерный магазин на улице Бак, № 19?

Подсудимая:

— Да.

Председатель:

— Я должен вам сказать, что следствие не добыло ни одного неблагоприятного для вас факта за все время, пока вы держали магазин.

Подсудимая (с иронией):

— Какое счастье!

Председатель:

— Но полтора года тому назад ваш муж, раньше отличавшийся безупречным поведением, начал пить.

Подсудимая:

— К несчастью для него и