Союза Питомцев, в каждое из местных отделений питомцев Корнелла, попечительскому совету и Секретарю Управления по делам спорта в Вашингтоне.

Искренне преданный вам доктор Юинг Дж. Холъярд».

– О, – сказал доктор Холъярд, вся напыщенность которого моментально куда-то улетучилась и который вдруг стал очень странно выглядеть в своем наряде, всего какую-то минуту назад казавшемся верхом элегантности. – Вы видели это письмо, не правда ли?

– Доктор Харперс полагал, что оно может заинтересовать меня.

Вымученная улыбка приоткрыла белые зубы Холъярда.

– Да, давненько это было. Не правда ли, доктор? Чуть ли не целую сотню лет назад.

– А по мне – словно это было вчера.

– Ха, ха. Много воды прошло с тех пор. Правда ведь?

Шах вопросительно посмотрел на Хашдрахра, как бы спрашивая у него, что же это заставило так неожиданно потускнеть мистера Холъярда. Хашдрахр в ответ только пожал плечами.

– Много лет прошло, – поправил Бак Юнг, почувствовав, что разговор принял какой-то мрачноватый оттенок. – А воды утекло.

– Да, да, именно так, – глухо согласился с ним Холъярд. – Ну, нам, пожалуй, лучше всего трогаться. Увидимся завтра утром.

– Такого зрелища я не пропущу ни за что на свете.

Доктор Роузберри снова повернулся к Баку Юнгу. Тем временем Холъярд с мрачным видом повел шаха и Хашдрахра в темную ночь над Итакой. Шах ожесточенно чихал по пути.

– Итак, мой мальчик, – сказал Роузберри, – что же ты скажешь относительно тридцати пяти тысяч? Да или нет?

– Я…

– Тридцать шесть…

– Да, – прошептал Бак. – Да, и пусть все катится к чертям.

Когда эта пара вернулась в датский ресторанчик обмыть сделку, Пэди и Мак-Клауд все еще продолжали свой невеселый разговор в темном углу.

– Конечно, – сказал Пэди, – с Роузберри работать трудно, но тут еще приходится благодарить Бога за то, что ты не работаешь на Гарвард.

Мак-Клауд кивнул.

– Да, если работаешь там, они не разрешают тебе ничего надевать, кроме темного фланелевого тренировочного костюма зимой и простого трикотажного летом.

Обоих передернуло от отвращения, и они тут же наполнили свои стаканы из спрятанного под столом запаса.

– И к тому же без рукавов, – добавил Пэди.

XXIX

Доктор Пол Протеус, а практически просто мистер Пол Протеус, находясь под действием безвредного наркотика, не видел ничего, кроме очень приятных снов, и одновременно с этим говорил не особенно связно, но зато вполне искренне на любые предложенные ему темы. Весь этот разговор, все эти ответы на вопросы велись в таком тоне, будто задавали их человеку, нанятому представлять Пола перед его собеседниками в то время, как сам Пол все свое внимание сосредоточил на очень милой и увлекательной фантасмагории, упрятанной от посторонних глаз его закрытыми веками.

– Вас действительно выгнали или это было сделано для вида? – спросил голос.

– Для вида. Считалось, что это нужно для того, чтобы я вступил в Общество Заколдованных Рубашек и выведал их планы. Да только я на самом деле ушел от них, а они все еще об этом не догадываются. – Пол рассмеялся.

А в своем сне Пол с удивительной энергией и легкостью танцевал под чарующие ритмы «Сюиты здания 58».

«Фуррразов-ов-ов-ов-ов-ов! Ау! Тинг!» – вела мелодию третья группа токарных станков, и Пол выделывал пируэты среди машин в центре здания. Анита соблазнительно прилегла в гнезде из изоляционной обмотки всех цветов радуги. Ее роль в танце как раз и сводилась к неподвижному лежанию, в то время как Пол то приближался к ней, то удалялся от нее в бешеном ритме танца.

– А почему вы бросаете работу?

– Меня от нее мутит.

– Это происходит потому, что то, что вы делаете, плохо в моральном отношении? – высказал предположение голос.

– Потому что это никого никуда не ведет. Потому что это все заводит в тупик.

– Потому что это дурно? – настаивал голос.

– Потому что это бессмысленно, – сказал представитель Пола как раз в тот момент, когда к танцу присоединился Кронер. Он выглядел очень важным и приземистым, его балетная партия заключалась в размеренном вышагивании под аккомпанемент прессов, расположенных в подвальном помещении: «Оу-грумф! Тонка-тонка! Оу-грумф! Тонка-тонка…»

Кронер с любовью поглядел на Пола и, когда тот проплывал мимо, ухватил его и в медвежьих своих объятиях потащил к Аните. В какую-то долю секунды Пол выскользнул из его объятий и снова закружился в танце, оставив Кронера плакать рядом с Анитой.

– Значит, вы теперь против организации?

– Теперь я уже не с ними.

На подъемной площадке, ползущей вверх из подвала, появился неуклюжий, но энергичный Шеферд, который выбрал темой своего танца пронзительные голоса сварочных машин: «Вааааа-зузип! Вааааа-зузип!» Шеферд отбивал такт одной ногой, следя за вращениями Пола, снова удалявшегося от Кронера, и за еще одной его попыткой выманить Аниту из ее гнезда среди машин. Шеферд глядел на все это с удивлением и явным неодобрением, а потом пожал плечами и решительно направился к Кронеру с Анитой. Вся тройка разместилась в гнезде, сплетенном из проводов, и оттуда следила за движениями Пола настороженно и пристально.

Неожиданно окно, возле которого Пол проделывал свои пируэты, распахнулось, и в щель просунулось лицо Финнерти.

– Пол!

– Да, Эд?

– Теперь ты на нашей стороне!

«Сюита здания 58» неожиданно оборвалась, и опустился черный занавес, отгораживая Пола от всего, кроме Финнерти.

– Мммм?.. – сказал Пол.

– Теперь ты с нами, – сказал Финнерти. – Раз ты не с ними, значит, ты с нами.

Теперь у Пола разболелась голова, и губы сразу же пересохли. Он открыл глаза и увидел Финнерти, вернее, его лицо, огромное и деформированное из-за