лаборатории у него были натянутые отношения из-за тех самых межнациональных дрязг, из-за которых и собрались у Тамма. Начлабу он докладывать об успехе не стал, а в ближний круг самого Тамма парень по молодости лет не входил. Его научный руководитель уехал в Новоуральск с лазерными теодолитами, которыми сам занимался, разрабатывал, конструировал и внедрял. Диодных полупроводниковых лазеров еще не было, поэтому для теодолита их использовать было тяжело. Генератор приходилось соединять световодом с самим теодолитом. Решил написать об открытии Сталину, но хватило ума не отправлять это дело по почте. Попытался вручить письмо лично, и вот возле аспирантской общаги в Долгопрудном тормозят две «эмки», «черные воронки», откуда выскакивают два товарища с малиновыми околышами, наганы на боку, морды сосредоточены. Сам Берия приказал доставить срочно в Чкаловск. Растерянная вахтерша проводила их до комнаты Павла. На стук в дверь оттуда буквально выскочил будущий академик и лауреат с шипением: «Сколько можно предупреждать: Севку разбудите!», и осекся.

– Товарищ Русаков?

– Я.

– Капитан госбезопасности Примаков. Разрешите войти?

– Пожалуйста. А в чем дело?

– Да ничего-ничего. Все в порядке, – прикрывая дверь рукой, сказал капитан. – Есть несколько вопросов. Кто, кроме вас, знает содержание письма, которое вы пытались передать товарищу Сталину?

– Брина, супруга моя.

– Где находятся записи о проведенных вами опытах, кто принимал в них участие?

– Журналы находятся в третьем отделе Физического института АН. Я все опечатал и сдал на хранение.

Я – старший лаборант, кроме меня и Брины, в этот момент в лаборатории никого не было.

– А сама установка?

– После проведения опыта установку мы оставили в лаборатории. Она стандартная, для испытаний любых материалов. А систему защиты мы сняли и сдали на дезактивацию, как положено после работы с радиоактивными материалами. Сам образец упакован и сдан на хранение на первый спецсклад. Все как положено. Только теперь там два образца. В одном гексафторид, в другом пентафторид, который Брина разложила до кристаллогидрата двуокиси. То есть он стал порошком.

– Одевайтесь, товарищ Русаков.

– Севка спит! Я что, арестован? За что?

– Я вам ордера на арест не предъявлял. Вас и ребенка приказано доставить в Чкаловск, в распоряжение товарища Никифорова. За вашей супругой выехали в Дзержинск. Вещи из этой комнаты сегодня же привезут вам. Машину для этого уже вызвали. Одевайтесь, и одевайте ребенка.

Берия к себе не уехал, из ФИАН мы выехали вместе, на разных машинах, в НИИ ВВС. В отличие от меня, он получал доклады от высланных групп, которые он послал за первооткрывателями. В тот момент мы еще не знали: сколько их будет. На обратном пути одна из групп заехала в ФИАН и изъяла оттуда журналы и образцы. Ящики поехали в НИИ-9, в Щукино, а журналы – в Чкаловск. Лаврентий Павлович расположился на диване в комнате отдыха и пил кофе.

– Как считаете, Святослав Сергеевич, насколько это правда?

– Трудно сказать, но если его слова подтвердятся, то придется менять всю выработанную стратегию создания атомной промышленности. Это революция, значительно упрощающая эти процессы. Единственное, что не нравится, что у вас, товарищ нарком, в вашем ведомстве работенки резко прибавится. Секретность этих разработок придется поднимать до небес, и продолжать, для отвода глаз, строить заводы по «немецкой схеме». Благо, что с произволом в публикациях на технические темы мы покончили.

Я напомнил ему, что до войны сотрудниками НИИ-9 в Ленинграде Н. Ф. Алексеевым и Д. Е. Маляровым был реализован и описан в «Журнале технической физики» № 10 за 1940 год принципиально новый тип магнетронного генератора СВЧ сантиметрового радиодиапазона. Высокие уровни генерируемых мощностей открывали возможность создания в этом диапазоне радиолокаторов, отличающихся от локаторов метрового диапазона малогабаритностью, высокими точностями и разрешающимися способностями. И мне пришлось изымать этот журнал прямо из типографии. Это было первым, что мы сделали с Филиным, когда «закрыли» эту тему для открытой публикации. Несомненно, что рано или поздно наши магнетроны, которые мы значительно улучшили, попадут к противнику, но зачем давать ему фору? Так же и тут, если узнают, что атомную бомбу можно сделать чуть ли не на коленке, то все кинутся это делать, и хорошего от этого ждать не приходится. Так что необходимо иметь общепринятую в мире технологию, придется делать и патентовать центрифуги тоже. Все что сейчас разрабатываем, выдвинет нас на новые позиции, где мы сможем диктовать условия.

Берия кивнул в ответ на мои высказывания и сказал, что если данные подтвердятся, а он уже вызвал на анализ доктора Отто фон Зюдов, который лично работал с ураном-235 и сможет определить атомный вес на масс-спектрографе, то необходимо срочно собирать всех занятых в проекте людей и вырабатывать новую стратегию, так как приоритет теперь будет находиться в других областях. Надобности создавать реакторы на природном уране не станет. И это существенно ускоряет процесс создания как боеголовок, так и реакторов для получения электроэнергии.

Первой приехала госпожа Карин фон Крейц, не слишком довольная, что ее выдернули из постели среди ночи. «Ох уж мне эти русские!» – было написано у нее на лице. Затем принесли журналы, и доктор с переводчиком принялись их расшифровывать и переводить. Лишь после этого появились виновник торжества с супругой. Мальчика уже где-то пристроили, чтобы спал, он уснул опять прямо в машине. Октябрина знала немецкий и была химиком, поэтому перевод значительно ускорился, и очень оживилось лицо немки. Берия прислушивался к разговору, а я больше расспрашивал Павла о том, как он дошел до такой жизни. Правда, речь шла больше о методах расчета собственных колебаний соединений. Методикой он владел, и владел неплохо. Вердикт доктора Крейц был:

– С точки зрения химии процессов – никаких вопросов нет. В результате тех реакций, которые проделала мадам Русакова, она действительно осадила пентафторид урана и, после удаления гексафторида и наполнителя, перевела пентафторид в окисел. А вот процесс получения пентафторида из гексафторида я оценить не могу, так как незнакома с этой методикой и никогда не видела прибора, о котором идет речь.

Звонок, на связи доктор Зюдов. Я передал телефон переводчику, тот послушал, ответил «Яволь», передал трубку Карин.

– Образец представляет собой кристаллогидрат двуокиси урана-235. Примесей практически не имеет, кроме воды.

Берия побледнел, снял трубку ВЧ и назвал позывной Сталина. Сказал несколько слов по-грузински, замолчал, передал трубку мне, я выслушал поздравления от него, как будто бы я все это придумал и сделал, в конце Сталин попросил передать трубку Русакову. Пока тот говорил со Сталиным,