— Хезер! Вы проснулись, Хезер?

— М-м-м… — донесся стон, словно издалека, будто стенанье мученика. Это ее собственный стон. Она открывает глаза, перед ней в сумерках чье-то лицо. Темные волосы, большие глаза, красивые. Женщина…

— Кто… кто вы?

— Я друг Филипа. Меня зовут Сара Логан. Вы в безопасности. Здесь вас никто не обидит.

19

Тянувшиеся вдоль узкого тротуара Пи-стрит клены чуть слышно шелестели листвой в ночном ветерке: их сухой шелест отдавался в мозгу каким-то предсмертным шипением, обволакивая точно саван. Филип, считая номера, шагал мимо идущей чуть под уклон вереницы кирпичных домов. При каждом — крохотный палисадник с летниками вокруг эркера, ярко освещаемый фонарем у входа. Дойдя до особняка Тодда, Филип остановился. Дом погружен во тьму. Особняк словно отпрянул от своих соседей-домов, высоких и узких, тесно поставленных друг к дружке. Как бы кичится своей обособленностью. Не держа в мыслях вламываться с парадного входа, Филип шмыгнул в проулок между домами, пригибаясь к земле, чтоб на него не попадал бледно-желтый свет люминесцентных уличных фонарей.

Он искал полуподвальное окно. Третья заповедь Дока: то, чем меньше всего дорожат, доступнее всего. Кам правило, проникнуть в подсобные помещения и через окна полуподвалов не стоит особого труда. В Нью-Йорке на чуланы вешают амбарный замок, а вдоль полуподвальных окон рассыпается битое стекло. Что же касается Джорджтауна, здешние жители, должно быть, гораздо беспечней: на полуподвальном окошке, выходящем в проулок, Филип не обнаружил ни решетки, ни какого другого предохранительного устройства. Оглядел проулок, улицу; припал к земле, чтоб разглядеть получше окно. Стекла в копоти, рамы в паутине, никакого провода не видно. Филип легонько стукнул кулаком по нижнему ободку окна. С петель ссыпалась сухая ржавчина, но рама во что-то упиралась, не поддавалась. Либо забита гвоздями изнутри, либо крючок. Филип ударил посильней. Понятно, простой шпингалет сверху. Филип опустился на холодную брусчатку, прицелился ногой и с размаху двинул каблуком в правый верхний угол стекла. Оно хрустнуло и грянуло вниз, слабо звякнув. Филип оглянулся, всматриваясь в прямоугольник уличного света. Пока пусто. Подполз к окну, откинул крупные осколки с прилипшими остатками шпатлевки, осторожно просунул руку через разбитое стекло, нащупывая шпингалет. Нашел, с силой потянул. Тот сначала не поддавался, наконец отъехал. Окно открыто. Вынув из кармана пиджака нож для бумаги, Филип вставил его рукояткой в зазор между окном и подоконником, с силой поддел… Окно с легким скрежетом подалось кверху. Не теряя времени, Филип нырнул внутрь, придерживая раму рукой и проскальзывая между нею и подоконником. Не успев еще полностью проползти в щель, он уже шарил ногами внизу в поисках опоры. Наконец носки уперлись во что-то твердое, Филип поднырнул под раму головой и, оказавшись в подвале, опустил руку, окно закрылось.

Он стоял на полу, слепо озираясь вокруг, выставив вперед руки. Пальцы натолкнулись на какую-то преграду: грубая деревянная поверхность. Какой-то ящик. Обойдя его, Филип двинулся с вытянутыми руками по подвалу, хватая пальцами пустоту. Наткнулся на стену, пошел вдоль нее, дошел до угла. Не считая ящиков у окна, подвал оказался на удивление пуст. То ли дело в его собственном подвальном отсеке в Нью-Йорке — сам черт ногу сломит.

Филип облизнул пересохшие губы. Во рту тоже совершенно пересохло, сердце билось учащенно. Подумалось: наверно, такие, как Док, мрут раньше времени от стресса. Если бы он избрал себе такое ремесло, давным-давно бы уже помер со страху.

Обойдя угол, он двинулся дальше, пока со всей силы не трахнулся лбом о столб, выросший будто из-под земли, как раз между слепо раздвинутыми руками. Охнул от боли, сдерживаясь, чтоб не застонать, ощупал столб. Что это, стойка лестницы? Скользнул руками вверх и наткнулся на деревянный выступ. Ступенька. Он задержал дыхание, чтоб успокоить сердцебиение, пошел на цыпочках вперед, держась за столб. Нащупал ногой нижнюю ступеньку, начал подниматься. Левой рукой держался за узкие перила, правой, вытянутой перед собой в кромешной тьме, он страховал глаза, и так поднимался все выше, пока пальцы не уткнулись в гладкую поверхность двери. Остановился на верхней ступеньке, прислушался. Тихо. Слышно только его дыхание. Нащупал ручку; дрожа от страха, повернул. Дверь отворилась бесшумно, и он вступил в кухню Чарлза Тодда. Утопленный в потолке светильник горел холодным светом, заливая пустую кухоньку молочно-белым сиянием. Тодд явный сторонник функциональности; кухня являла некий симбиоз «Баухауз»[53] и административного дизайна НАСА: столики вдоль стен с темно-коричневым пластиковым покрытием, сияют металлические ручки ящиков и дверец, кухонный комбайн, вмонтированная в стену высокочастотная электропечь, кофемолка «Браун» и сверкающая, ультрасовременная кофеварка-«экспрессо».

Осторожно прикрыв за собой дверь, Филип на цыпочках пошел по выложенному темно-синей плиткой полу к двери, ведущей из кухни в дом. За ней узкий коридор вел к парадному входу. Филип пошел вперед, заглядывая в комнаты, шедшие по правой стене. Столовая — длинная, узкая комната, массивный деревянный стол, полдюжины кожаных кресел с хромированной отделкой, на ослепительно белой стене тавризский ритуальный коврик. За столовой — маленькая квадратная гостиная с окнами на улицу, та же мебель, кожа, хром; на стене, судя по колориту, явно произведение Розенквиста. Судя по обстановке, Тодд человек умеренных вкусов, но не исключено, что не в хозяине дело, просто поработала рука декоратора.

Подойдя к лестнице в конце коридора, Филип взглянул на часы. Он уже восемь минут в доме, больше половины времени, отводимого Доком на операцию. Филип стал подниматься на второй этаж по ступенькам, покрытым толстым ковром, не без страха прикидывая, что, если сию минуту заявится Тодд, пути к отступлению уже не будет. Поднявшись, быстро оглядел все четыре комнаты, выходившие дверями в маленький холл. Две спальни, одна явно для гостей, ванная, кабинет. Филип шагнул прямо в кабинет, прикрыл дверь, зажег свет. Здесь!

Расположенный в глубине дома прямо над кухней, кабинет был мал и без окон. Три стены заставлены книжными шкафами от пола до потолка, на нижних полках одинаковые толстые пластиковые папки. Вдоль четвертой стороны, по обеим сторонам от двери рядами шкафчики для хранения документации. Посреди кабинета большой четырехугольный стол, на нем — серый компактный терминал с дисплеем, принтер, высокая стопка сложенных гармошкой оттисков. Перед терминалом удобное кресло. Вокруг безупречный порядок, в тишине слабо шелестел кондиционер. Филип сел в кресло и уставился на экран дисплея. В левом верхнем углу вспыхивал и гас огонек курсора. Поборником экономии Тодд явно не был: терминал не выключался, чтобы в любую минуту обращаться к его услугам. Это, в свою очередь, означало, что установка может иметь связь с компьютерами,