Девушка хотела обнять отца, на чём генерал её остановил:

— Но вещи перевезём! Так, чтобы, если что, сразу же на дачу! Понятно? И — хватит, хватит!

Белый вбежал к себе в нумер, скинул мятый, пыльный костюм, быстро умылся, переоделся. Стоя перед зеркалом, он долго повязывал галстук, размышляя о том, как будет счастлив, если в дальнейшем ему в сей процедуре будет оказывать помощь юная, прелестная особа. Если бы только женщины знали, как мужчины обожают эти лёгкие касания милых ручек, повязывающих шёлковый платок! Сие блаженство не сравнимо ни с чем.

Олег Владимирович, насвистывая немудрёный мотивчик, достал револьвер и патроны. Зарядил оружие. Оставшиеся пули рассовал по карманам. Ну, вот, кажется готов.

В коридоре неожиданно проскрипели деревянные половицы, в дверь торопливо постучали.

— Входите.

Анисим Ильич буквально ворвался в помещение и с ходу принялся докладывать, но Олег Владимирович его остановил, предложив для начала напиться воды.

— Японец, — скороговоркой, слегка задыхаясь, сообщил следователь, — спрятался в городе. Ни на одном посту его не видели. На всякий случай мои люди проехались вдоль укреплений. Ничего!

— Китайский переулок смотрели?

— Так точно. Побывали в доме Бубновых. Тоже нет. Видимо, у него в городе схованка.

— А если он в квартире Индурова? Или у Катьки?

— Были и там. Никого. — Кнутов залпом выпил второй стакан воды. — Ничего, господин капитан. Долго не высидит. Появится, куда денется!

— А если не появится? Затаится? — Олег Владимирович тоже налил воды из графина.

— Ежели ремешки, что ему передали, были сигналом, то — к началу действия. Только кого — цирюльника или китайцев?

— А что ж он тогда сбежал? Или почувствовал что?

— Да ничего он не чувствовал, — отмахнулся Анисим Ильич. — Казачок проболтался, и сам не заметил. Я его на посту встретил, беседу обстоятельную с ним провёл. Тот и признался, как сообщил япошке о том, что должен с вами встретиться. Вот потому-то цирюльник дёру и дал.

Белый упал на стул напротив следователя:

— Предположим, ремни есть знак. Какой?

— Откуда мне знать, — пожал плечами Кнутов. — Если они готовят наступление, то тогда…

— Тогда они отдали распоряжение выяснить всё о новой схеме обороны города, — подхватил мысль сыщика Белый. — Вот японец и не покинул город. Ему нужно выведать и переправить информацию на ту сторону.

— Причём — срочно.

Олег Владимирович вскочил и принялся мерить комнату широкими скорыми шагами.

— Вот что, Анисим Ильич, не в службу, как говорится… Прокатитесь-ка по улицам, да посмотрите, артиллеристы начали передислокацию или ещё нет?

— Хорошо, — Анисим Ильич несколько смутился от неясности задачи. — А ежели начали, то остановить? От вашего имени?

— Ни в коем случае. Просто проинформируйте меня.

Кнутов покинул номер, а Белый перестал накручивать круги по комнате, сел на стул, в третий раз за утро набил трубку табаком, раскурил, после чего вновь поднялся и остановился напротив окна. Мысли приняли должное направление.

Если к повстанцам-ихэтуаням попадёт ложный план обороны города, то с ними можно будет и дальше играть. Ночью отряд Рыбкина должен по максимуму ликвидировать артиллерийские расчёты противника. Именно должен. Без пушек китайцы могут начать наступление только в одном случае: при наличии точных схем нашей обороны. Вот тут-то японец и сыграет на руку российской контрразведке. Пусть высматривает, запоминает. Осталось только выяснить: японец и Индуров — одна компания, или Белый до сих пор «тянул пустышку»?

Советник глубоко затянулся дорогим дымком.

Полина Кирилловна встретила Станислава Валериановича на Зейской случайно. Он сидел на лафете орудия, которое в сопровождении трёх солдат тащили две старые лошади, и что-то писал в блокнот, не глядя по сторонам. Девушку поручик заметил не сразу, а после того только, как она сама окликнула его:

— Снова стишки? — не смогла сдержать язвительности купеческая дочь, спрыгнув с дрожек и подойдя к зачехлённому орудию. — Куда только от ваших словесов деться? Папенька как газету в руки ни возьмёт, всё на ваши творения натыкается. «И когда, — говорит он, — сей молодец поспевает их писать? На службе, что ли?» А я-то ему всё говорю: «Нет, батюшка! Поэты все больше по ночам пишут. При свете луны. У них в сей период особенное вдохновение является». Ан нет, оказывается, батюшка-то мой прав?

Рыбкин обернулся на голос:

— А, это вы? И какими судьбами?

— Да всё теми же, господин хороший, — на лице девушки играла беспечная улыбка. — Едем кормить вашего брата.

— Как сестра милосердия, снисходите до нас? Похвально.

Станислав Валерианович быстро закончил писать, сложил листок

пополам и спрыгнул с лафета. Чуть замешкавшись, поручик протянул девушке исписанный лист бумаги:

— Полина Кирилловна. Вы, конечно, не та, кого бы я хотел сейчас видеть. Но так получилось, вы единственный человек, коего я могу попросить об одной… услуге. Передайте, пожалуйста, если, конечно, вам не составит труда, сие послание госпоже Баленской.

Девушка взяла письмо, повертела в руках. Улыбнулась.

— Мне импонирует Ваша искренность, Станислав Валерианович. Другой бы начал юлить, а вы в лоб. — Полина Кирилловна помахала листком. — Признание в любви? Передам. С превеликим удовольствием. А на словах ничего добавить не нужно?

— Нет. К тому же передать следует не сегодня, — неожиданно добавил молодой человек. — Завтра. И только в том случае, если со мной что-то случится.

Голос поручика слегка дрогнул. Полина Кирилловна снова, теперь уже по-другому, взглянула на письмо, более внимательно присмотрелась к Рыбкину и поняла: просьба носит серьёзный характер.

— Сегодня что-то должно произойти? — едва слышно произнесла она.

— Не совсем так, — Рыбкин взял девушку под руку, и они пошли вслед за орудием и солдатами. — Просто у меня нехорошие предчувствия. Знаете, иногда так бывает. У вас, наверное, тоже… То сон плохой приснится. То с утра ощущение тревожное. Глупости, конечно, но мне вот отчего-то захотелось оставить для Анны Алексеевны небольшое письмецо. Я благодарен вам за то, что Вы не отказали.

Поручик отпустил локоть Полины Кирилловны и хотел было догнать своих, но голос девушки остановил его:

— Олег Владимирович будет с вами?

Поручик остолбенел от такого вопроса и с недоумением посмотрел на дочь купца Мичурина:

— О чём вы, Полина Кирилловна?

— Только не уходите от ответа. Он будет с вами, ведь так?

Поручик сглотнул вмиг набежавшую горечь:

— Не знаю.