– Обе половинки мозга Ламбера отправятся к биологам на исследование вместе со всеми срезами, мазками и другими образцами. Этот случай сильно меня заинтересовал, и я надеюсь, ученые скажут нам, в чем тут дело, довольно скоро.

Шене направился было к выключателю, чтобы погасить свет, но Шарко – с диском в руке – обогнал его:

– Иди покури, переведи дух, а потом ты мне еще понадобишься. Ненадолго: хочу, чтобы ты глянул, что происходит в этом фильме. И высказался об этом как медик.

– В фильме? Что еще за фильм?

Шарко бросил последний взгляд на плавающий в полупрозрачной жидкости мозг и подумал: а ведь еще пятеро таких бродят по улицам городов или живут в деревне, они одиноки или обзавелись семьями, но в голове у каждого подобная бомба замедленного действия, вполне возможно, уже готовая взорваться. Эти чудовища могут убить собственных детей, собственных родителей, любого, кто встретится им на пути…

Время пошло…

Комиссар ощутил, как по позвоночнику пробежала дрожь, и после долгой паузы ответил:

– Фильм, после которого ты вряд ли заснешь.

Кабинет доктора Шене на втором этаже здания выглядел как типичный кабинет врача. В углу – скелет: кости, скрепленные проволочками, по стенам стеллажи, едва не обрушивающиеся под тяжестью папок с научными работами и книг по общей и судебной медицине, патологоанатомии, антропологии… Между стеллажами – пожелтевшие плакаты с изображением различных частей тела. В общем, не хватало только кушетки для осмотра пациента. Правда, доктор внес во все это и индивидуальный штришок: везде, где только можно, находились фотографии его семьи – жены и двух дочерей, которым не исполнилось еще и десяти лет. Видимо, таким образом он напоминал самому себе, что на свете помимо смерти существует и жизнь.

Пропитанный насквозь запахом остывшего табака и – гораздо более прогорклым – запахом трупов доктор сел к письменному столу, включил компьютер и сунул диск в DVD-ROM. Люси и Шарко молча сели напротив Поля, разговаривать ни ему, ни ей не хотелось, обоих преследовал вид разрушенного мозга, побуждавшего своего обладателя к преступлениям, к действиям немыслимой жестокости. А еще Люси думала о выводах из недавних открытий: вполне возможно, сам Грегори Царно – всего лишь результат каких-то чудовищных экспериментов под названием «Феникс». Экспериментов, проекта, программы научных исследований? Да какая разница! Пусть даже этот взрослый подросток убил ее дочь собственными руками, настоящие виновники трагедии на свободе. И они тоже – убийцы Клары. И они тоже должны нести ответственность за свои действия.

Доктор тем временем внимательно смотрел видеозапись. Все десять минут он просидел, не отрывая глаз от монитора. Нет, конечно, как любой нормальный человек, он вздрогнул, когда камера заглянула в хижину, но в целом выражение лица его оставалось невозмутимым. Полицейские не заметили ни отвращения, ни гнева, ни других эмоций и не могли бы сказать, а что же он чувствует. Смерть в любом виде была составной частью профессии Поля Шене, и он смотрел ей в глаза, как каменщик смотрит на стену, которую возводит.

И только тогда, когда просмотр закончился, судмедэксперт поинтересовался:

– Совершенно исключительный документ. Вам известно его происхождение?

Шарко покачал головой:

– Нет. Это копия. Все, что мы знаем: место съемки – Амазония.

– Ага, Амазония… Что ж, это племя скосила эпидемия кори.

Люси нахмурилась. Она ожидала чего-то в тысячу раз более опасного, чего-то жуткого – соответствующего тем ужасам, которые им открылись, чего-то типа холеры, или геморрагической лихорадки Эбола, или того, чем болел Феликс Ламбер, а тут – корь! Корь для нее была всего лишь обычной детской болезнью. Корь, свинка, ветрянка…

– Просто кори? Вы уверены?

– Только не надо так говорить – «просто корь»! Коревой вирус очень опасен, когда-то он стирал с лица земли целые народы. И мало того что этот вирус смертельно опасен, он еще и способен причинять невыносимые страдания. Что же касается того, насколько уверен… пожалуй, процентов на девяносто пять. Налицо практически все симптомы. Пусть даже выраженные кожные высыпания не бросаются в глаза, зато ясно видны пятна Коплика, видно, что глаза слезятся, и на пленке глаза эти черные, то есть на самом деле – красные. Кроме того, один из признаков кори в особенно тяжелой форме – внутренние кровотечения, из-за которых больной теряет кровь через все отверстия: нос, рот, анус. Здесь именно тот случай. А учитывая чрезвычайно высокий уровень распространения вируса в племени, могу гарантировать, что это племя никогда прежде с ним не сталкивалось. Иммунная система туземцев оказалась абсолютно неспособной адекватно реагировать на атаку вируса просто потому, что не могла его распознать.

Шене поднял на комиссара очень серьезный взгляд темных глаз:

– Вспомни-ка наш разговор о тех, кто пил молоко! Здесь действуют те же принципы. Вирусы кори, оспы, свинки или дифтерии – все они сначала появились у домашних животных и только потом, мутируя, приобрели способность заражать человека. Для них, вирусов, это оказалось очень выгодным, и естественный отбор благоприятствовал их распространению. Большая плотность населения также способствовала распространению вирусов – постепенно они завоевали и Старый, и Новый Свет. А одновременно с этим шло развитие иммунной системы человека, которая призвана была помешать систематическому вымиранию целых народов от вирусных заболеваний. Иными словами, люди и вирусы сосуществовали в «гонке вооружений», я бы даже сказал, что люди и вирусы веками взаимно подпитывали друг друга.

– То есть в эту деревню вирус занес какой-то «цивилизованный» человек?

– Несомненно. На сегодняшний день человек – единственный возможный носитель вируса кори. Вирус живет в его организме… в его, а может быть, и в ваших! Да, и в ваших – просто для вас он совершенно безобиден. Мало того, вы даже не знаете об этом, потому что ваша иммунная система работает эффективно, а кроме того, вам, скорее всего, были в свое время сделаны прививки. – Шене вынул диск из компьютера и протянул комиссару. – Насколько мне известно, ни одна настолько мощная и смертельно опасная эпидемия кори никогда не была снята на пленку. В начале шестидесятых годов прошлого века уже невозможно было найти народность, даже и племя первобытных людей, где у взрослых не хватало бы антител настолько, чтобы болезнь могла привести к массовой гибели. Отсюда напрашивается вывод: в течение тысячелетий никто в этом племени не болел корью, и до того, как начали снимать фильм, запечатленные на пленке люди в глаза не видели современного человека. Очень может быть, тот, в чьих руках была кинокамера, был первым «иностранцем», который проник в деревню за многие века ее существования. Мы имеем дело с племенем, жившим в полной изоляции.

Закончив речь, судмедэксперт выключил компьютер и встал. Посетителям ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Лично мне больше ничего не удастся из этого фильма вытянуть, – сказал Шене.