– Ага.

На длинном краю брёвен настлан небольшой щит из досок. Быстро осмотрев склад, Пит усмехнулся. Помещение разделяла невысокая полуразрушенная стена, сложенная из некрупных камней. Сняв с себя экипировку, Пит расшатал и вынул один камень из гребня стены. Действуя им, как тараном, он выбил ещё один, потом ещё… Набросав горку, стал по одному относить и складывать на рычаг. И, когда уже, казалось, не хватит сил, брёвна дрогнули – и приподняли полотно двери. Ещё пара камней – и дверь, скрипнув, пошла вверх.

Дрожащими руками Пит собрал имущество. Пригнувшись, пролез под дверью. Здесь свет был уже ярче. Лестница в каменном массиве вела вверх. Пять, десять, тридцать ступеней… И вот, кажется, поверхность земли. Квадратный каменный цейхгауз с вязким песком вместо пола. В высоко расположенные стрельчатые окна бьёт свет. И в этом свете отчётливо видны три жирные, почти слитые друг с другом красные стрелки, указывающие вверх.

Пит поднял взгляд. «Смешно». Маленькая дверь в стене, высоко вверху. Перед ней – полусгнившие остатки ступеньки. «Ярдов пять. Крылья у меня есть, что ли?»

Цейхгауз был пуст, без всякого намёка на канат или каболку.

– Но Дэйл прошёл!

И Пит, собрав остатки сил, стал носить из-за вертикальной двери камни и складывать их под насмешливо чернеющей наверху ступенькой.

– Нет. На это уйдёт неделя.

И машинально, чтобы выровнять выкладываемый каменный ряд, он склонился и подгрёб под основание камня песку.

– Глупец!!

И стал быстро рыть песок. То, на что наткнулась только что его рука, явилось на свет очень быстро. Пятиярдовая лестница была лишь присыпана песком, и выплыла из него, как длинная рыба из жёлтого моря. Приставив лестницу к чёрной ступеньке. Пит взял сундучок, мешочек с призом, свечу и полез.

Дверь оказалась замкнутой. Но внимательному взгляду явился в её откосе слегка выдвинутый камень. И Пит, вытянув его, добыл ключ. Замок дважды щёлкнул. Дверь отворилась. И Пит покачнулся, вздрогнув: оглушительный визг и крик обрушились на него, и помчалась к нему разновозрастная детвора замка «Шервуд».

– Пит! – кричал радостный Дэйл. – Шесть часов! Шесть часов, это невероятно!

Его тянули, обнимали, целовали, толкали. Он стирал с лица песок, приклеенный к коже горячим потом, и сквозь слёзы обессилено улыбался. На шее у него, кроме сундучка и мешочка с призом, на широкой шёлковой ленте висел и сверкал, вызывая кое у кого жгучую зависть, золотой квадратик с алым зигзагом в виде двух прямоугольных ступеней.

ПРИНЦЕССА И МУЗЫКАНТ

Мне самому было удивительно, как надолго Фортуна загостилась в моей судьбе. Удачи – маленькие и большие – не переставали сменять друг дружку. Они бегали наперегонки, смеялись тоненькими голосами. Лето 1770 года катилось, катилось! Огромный шар, сотканный из золотых искорок, окружил, вобрал в себя старый замок – маленький каменный лэнд, добрый и щедрый. Всё, что я предпринимал, – удавалось. То, о чём мечтал, – приходило. Что брался увеличивать – росло само. Уильям, таращивший восторженный глазёнки, пытался ходить, поддерживаемый трепетными руками Эвелин. Кривенькие, толстенькие ножонки его заплетались. А Эвелин, улыбающаяся над ним, и сама опять была толстенькой: к зиме мы ждали второго ребёнка.

У меня было ощущение, что в мире появилось ещё одно солнце. Оно было небольшим, невидимым, но ощутительно явным. Я мог бы его назвать «счастьем места». Каждое утро оно вставало вместе с большим, привычным всем Солнцем над нашим маленьким «Шервудом», и заглядывало во все окна замка, и, незримо сливаясь с солнечными лучами, заливало коридоры и комнаты невидимой, но горячей, живой, ласкающей негой.

Однажды утром отдалённый удар скрытого колокола выставил меня из кабинета, и я поспешил вниз, в большой зал. Тай, стоявший возле дверей, коротко сообщил:

– Опасности нет.

И ушёл, оставив меня в предвкушении нежданных, но, судя по звуку колокола, вдруг вмешавшегося в это тёплое утро, кажется, хороших вестей. За дверью послышалось незнакомое ржание чужой лошади. Вошёл Робертсон, указывающий путь, и следом вошёл человек в скромной одежде рыбака.

– Вот владелец «Шервуда», – сообщил человеку, указывая на меня, Робертсон.

Тот подошёл и, поклонившись, подал мне сложенный вчетверо лист. Я принял его, развернул:

«Стоим в Бристольском заливе. Ждём ветра, чтобы подняться по реке в порт. Ярослав».

Быстро достав монетку, я протянул посыльному. Но он, выставив руки, отказался её брать, заявив, что ему уже более чем щедро заплачено. Я настоял. И тогда он, поклонившись, отошёл к двери и сказал на ходу Робертсону:

– Может, бросить всё и сделаться почтальоном?

А я, торопливо расстёгивая домашний камзол, сказал Робертсону:

– Собирай всех. Гювайзена с детьми, Готлиба с Симонией, Климента, Иннокентия, Дэйла.

– Где собирать?

– На плацу.

И кивнул в сторону большой каменной лестницы, ведущей на «главную площадь». Робертсон быстро скрылся за дверью. Я подошёл к кухонной плите, к кухарочкам, примолкшим при виде происходящего. При всех мягко обнял Эвелин. Положив ладонь на её округлый живот, спросил:

– Ярослава встречать поедешь?

– О, конечно! – радостно вспыхнув, ответила она. – Вот если бы с Симонией в её карете! Так плавно катится…

– Симония и Готлиб сейчас будут здесь. Нужно посоветоваться с Гювайзеном – как устроить некоторую торжественность встречи.

– Хорошо, – кивнула мне Эвелин. – Я спрошу.

Такого Бристольский порт, наверно, ещё не видел. Подкатившая к конной стоянке солидная группа карет заняла совершенно всё её пространство. Как горох посыпались из карет детишки в зелёных плащах – полных три десятка. Выбрались степенно кавалеры и дамы. Из «мебельного» дома Иннокентий привёз Алис с Томиком. Давид прикатил с парой как клещи вцепившихся в него лесоторговых купцов. И, наконец, прибыл Луис, новый командор Бристольского адмиралтейства.

Ветер отчётливо сквозил с океана, но русских кораблей ещё не было. Гювайзен подошёл ко мне и сказал:

– Нушен денег для флаг и пушка.

Не вдаваясь в детали, я отстегнул от поясного ремня и протянул ему портфунтик. Приняв его, мэтр ушагал куда-то с детьми. Мне пришлось повелительными жестами отводить в стороны толпу, собравшуюся после нашего появления.

– Место для детей оставьте, – твёрдо говорил я грузчикам, портовым торговцам, купцам, купчишкам, городским зевакам, отставным морякам и матросам без фрахта. – Дети сейчас вернутся. Ещё шаг назад!

И, когда команда Штокса вернулась, их ожидал свободный квадрат пристани, шагов десять на десять. Под любопытными взглядами зелёные муравьи быстро и молча растянулись в цепочки и сели прямо на камни. Штокс распустил три длинные полосы цветного шёлка – синюю, белую, красную. В руках детишек появились иглы, и они принялись проворно эти полосы друг с дружкой сшивать. А над пристанью взметнулся и поплыл приветственный вой: на нижнем течении реки показались высокие паруса. Протопали сквозь толпу Готлиб и Робертсон. С напряжёнными лицами, побагровев, они тащили короткую, средних размеров кулеврину. Впереди деловито топал Носатый, прижимающий к животу бочонок с расталкивающей всех отчётливой белой надписью: «Порох».