это все и так ясно, а в иррациональной части преобладают социальные инстинкты – эмпатия, сочувствие, влюбленность. Чем инстинктивнее альтруистичные действия, тем меньше в них осмысленной иррациональности, потому что даже жертвенная мораль – это уже более продуманные действия, т.е. чем дальше горизонт планирования, тем глубже в разумную иррациональность погружается субьект, тем больше в его действиях автономного, осознанного и морального. (Например, место эмпатии заменяют верования и убеждения, а обьект от родных смещается все дальше в направлении всего человечества.)

Далее, с увеличением времени, все сильнее включается рассудок. Срочные рациональные действия (2) порождают физическое насилие, обман и прочее, что лежит на границе инстинктов выживания и рассудка уже выжившего цивилизованного человека. Чем горячее голова, тем легкомысленнее мотивы и меньше участие рассудка. Его тут еще немного, поскольку такое поведение вызывает ответное насилие и еще неизвестно чем все кончится – выгодой или потерями. Насилие может проявляться и по отношению к близким – хоть и в эмоциональной или психологической форме. Субьект может эксплуатировать родных, беззастенчиво надавливая на их теплые чувства и призывая к совести. Эгоизма тут много, а разума не очень, т.к. долго подобная эксплуатация обычно не длится и в любом случае плохо кончается.

По аналогии, срочные иррациональные тоже порождают что-то насильственное, тоже не обязательно физическое и тоже двойственное. Во-1-х, это насилие, направленное извне на субьект, поскольку субьект охотно принимает на себя функции безрассудного служения кому-то – родителям, обьекту страсти, семье, даже чужим. В этом случае им пользуются, так сказать, пользуясь его альтруизмом. Во-2-х, сам субьект в порыве чувств и альтруизма может принуждать и всячески влиять на предмет его заботы с целью скорейшего исправления и возвращения на путь истинный – как говорится "во благо". Тут тоже делу помогают моральные аргументы – давление на стыд и совесть. Такие отношения характерны в близком кругу – семье или какой-нибудь коммуне.

– Зоны работы и подвижничества (3-4)

Более дальние (3) рациональные действия включают мирные операции экономического обмена, требующие разной степени доверия – упомянутая мелкая торговля, неквалифицированная работа, спекуляция. На первый взгляд последняя уже требует глубокого разума. Однако несмотря на кажущееся участие логики и рассудка, их реальное отсутствие обычно подтверждается плачевным результатом такой деятельности. Более серьезная деятельность (4) требует некоторого понимания тенденций двигающих общество – на кого стоит учиться, какие идеи будут востребованы, какие товары есть смысл производить и т.д. Чем дальше горизонт планирования, тем больше роль чистых идей и меньше – личного.

Например, современный бизнес больше полагается на личные связи, умелое руководство коллективами, манипуляции потребителями. Это конфликты и борьба, это личная сфера, где публичное, массы – лишь материал, ресурс для выращивания капиталов. Этичное производство будущего, можно надеяться – чистые идеи, реализуемые строго формальными коллективами.

Если серьезное производство и инвестиции – всегда риск, поскольку результат зависит от многих людей, практически всего общества, то уж поиск нового (4+) – риск на грани полной иррациональности. Но это – видимость. На самом деле осчастливить человечество научным открытием, попасть в историю или, например, переплюнуть "наше все" – все еще вполне рациональный, хоть и не очень практичный мотив. Интересно, что научные знания, чем достовернее, или искусство, чем искреннее и честнее, тем они ближе к воображаемой точке вечности и одновременно – к серой области, где рациональное превращается в иррациональное. Именно там есть нечто общее между автором и теми, кому предназначено его творение. Автор словно угадывает другого и тем приобретает шанс стать ему близким, пережить свою смерть. А вот никчемные патенты или коммерческое искусство – это уже что-то от торговли скоропортящимися продуктами.

Аналогично, в верхней части мы видим, что служение другим становится более осознанно, добровольно и рассудочно. Дальние иррациональные действия включают разные степени всевозможной дружбы, привязанность, совместные планы, брак. Еще дальше – волонтерство, благотворительность, которая на пике иррациональности превращается в подвижничество, доходящее до фанатизма. Но чем более планируема, системна и организована гуманитарная деятельность, тем больше она становится похожей на рациональную, т.к. непосредственный эффект ее не очевиден, а своего собственного времени и сил уходит все больше, что неизбежно увлекает в сторону личного интереса. Если брать уже совсем далеко – жизнь конкретных других тоже исчезает и заменяется ценностью всех вообще, включая самого субьекта, и все это сопровождается многообразными формами общественной, а также – в хорошем смысле – политической и идеологической деятельности.

Картинка может создать впечатление, что человек – лишь жалкая точка на графике жизни. Но это конечно не так. Картинка показывает весь спектр возможных действий субьекта в каждый момент времени. Например, размышления о вечном, превращающиеся в мудрую книгу (точка далеко в серой зоне), могут сопровождаться глубокомысленным и абсолютно машинальным почесыванием макушки (точка близко к началу координат). Картинка в целом изображает обобщенную деятельность обобщенного субьекта. У реальных людей и овал покривее, и картинка попроще, и действия там разбросаны частенько без всякого смысла.

7 Организованная любовь к людям

Но прежде, чем выяснить, какой смысл явила нам картинка, позвольте мне на минутку отвлечься и поговорить о благотворительности. В конце концов, мы уже столько рассуждаем, а эта острая тема, которая так и просится под рубрику "этика на практике", не то что не раскрыта, а почти и не затронута. Заодно уточним ее позицию на картинке.

Если благотворительность, как персональная, индивидуальная помощь нуждающимся, с точки зрения мотивов не так интересна, поскольку целиком обьясняется ценностью №2, то организованная версия милосердия – как бесприбыльный или некоммерческий бизнес – вызывает закономерный интерес, поскольку наверняка скрывает своеобразные сочетания мотивов. Нет, нелепо отрицать, что есть люди, искренне и только по зову сердца, готовые вернуть свои миллиарды бедным. Но таких мало. И для этого есть серьезная причина – это противоестественно. Причем не только рационально противоестественно, но и иррационально противоестественно. У каждого миллиардера есть круг знакомых, которым он с радостью отдаст последнее. Но посторонние?

Поскольку серьезные жертвы посторонним возможны только опосредовано, все участники процесса очевидно успешно смешивают рациональные мотивы – управление и оптимизацию, с иррациональными – состраданием и человеколюбием. Как это им удается? Чтобы ответить, сначала спросим себя. Насколько церковь как институт бескорыстна? А насколько проповедники как люди нравственны? Вопросы конечно риторические, можно было и не спрашивать. Зачем же мы спросили? Уж больно институт человеколюбия полагается в своей деятельности на проповедь добра, настолько хорошо организованную, что от нее невозможно укрыться. А значит есть подозрения, что бизнес во имя любви растет оттуда