И все это время Матвею нечего было ответить, потому что желания были мелки и легко исполнимы. Но теперь он знал, что сказать. «Лера хочет усыновить ребенка», – проговорил он про себя и вскочил с кровати, настолько непривычно прозвучала в его сознании эта фраза.

«Ле-ра… хо-чет… усы-но-вить… ре-бен-ка», – повторил он снова и наклонился над тумбочкой со стороны жены, чтобы собрать в одну кучу все обертки от конфет. Куча получилась слишком большой, и Матвей предположил, что удержать ее в одной руке не удастся, и принял решение – сразу стряхнуть весь накопившийся хлам в мусорный пакет. Недолго думая, он так и сделал, не услышав за шелестом фольги скромного позвякивания фамильных драгоценностей.

– Где мои серьги? – поинтересовалась Лера утром, нежась в постели.

– Убрал.

– Кофе готов? – промурлыкало довольное жизнью создание и посмотрело в окно. – Там холодно?

– Холодно, – со знанием дела ответил супруг, вернувшийся со стоянки, на которой стояла машина Жбанниковых, покрытая тонкой корочкой льда. – Снег выпал.

– Снег? – не поверила жена и, приподнявшись в кровати, попыталась разглядеть происходящее за окном. – И не тает?

– Тает, – сообщил Матвей, целуя Леру в макушку. – Вставай уже.

– У меня сегодня методический день, – напомнила жена и улеглась заново.

– У тебя сегодня очень важный день, – таинственно произнес Матвей Жбанников, полночи проведший за компьютером и выяснивший всю очередность шагов, которые необходимы для процедуры усыновления ребенка. – Мы сегодня поедем с тобой в Комитет по опеке и попечительству, чтобы записаться на прием.

– К кому? – не поняла его жена.

– Как – к кому? – растерялся супруг, автоматически наделивший Леру тем же объемом знаний, который он приобрел за сегодняшнюю ночь.

– У меня педикюр, – вспомнила она и посмотрела на часы: стрелка перевалила за отметку «одиннадцать».

– А когда?

– Ну, завтра, – недовольно ответила бестолковому мужу Лера и побрела в ванную.

– Завтра я не могу, – бросил вслед уходящей супруге Матвей. – Тогда послезавтра.

«Ну, послезавтра так послезавтра», – смирился супруг, несколько обескураженный реакцией жены, словно забывшей о волнительном вчерашнем разговоре и о важности принятого решения. «Ей нужно время подумать», – успокоил он себя и отправился на кухню, где по привычке положил хлеб в тостер, включил чайник, достал из холодильника масло, сыр, колбасу и засунул в мусорное ведро новый пакет взамен использованного.

Увидев мужа, склонившимся над мусорным ведром, Лера своеобразно похвалила его:

– Так ты уже и мусор выбросил?

Матвей ничего не ответил, расправляя края пакета. За окном грохотала мусоровозка, опрокидывавшая в свое нутро содержимое огромных ржавых баков, наполненных отходами со всего микрорайона.

– Надо поменять место на стоянке, – сообщила супругу посвежевшая и разрумянившаяся после душа Лера и села к столу в ожидании завтрака.

– Зачем? – обернулся к ней Матвей.

– Все мимо нашей машины к мусорке ходят, того и гляди бок оцарапают.

– Поменяем, – пообещал супруг и приступил к своим привычным обязанностям. – Тебе тост с медом или джемом?

– Я не буду, – неожиданно отказалась Лера и почесала у себя за воротником.

– Почему?

– Только кофе, – поджала губы супруга и, действительно, выпила только кофе. Полкилограмма конфет в расчет не брались, потому что едой их никто не считал: так, баловство какое-то. Можно было сказать, что Лера неожиданно для себя присела на диету.

Следующее утро в семье Жбанниковых прошло под знаком тщетного поиска пропавших из-под носа бриллиантов. Из подаренного гарнитура в наличии оказались никому не нужная подвеска-медальон и перстень, утративший всякий смысл без сопутствующей пары. Медальон внучка Аурики не носила принципиально, хотя давным-давно могла бы вынуть из него фотографию бабушки и заменить ее чем-нибудь более подходящим.

– Что я ей скажу? – горевала Лера, в сотый раз вместе с супругом обшарив пол рядом с кроватью.

– Не надо ничего говорить, – отодвигал Матвей момент расплаты за собственную небрежность. В отличие от собственной супруги, он моментально восстановил все детали вчерашнего вечера, которые прямо указывали на его личную причастность к исчезновению старинных сережек. Жбанников буквально видел, как они вместе с кучей оберток от конфет свалились в мусорный пакет, который он притащил из кухни.

– Ну не мог же ты их выкинуть?! – ужаснулась Лера и, широко раскрыв свои бесцветные глаза, уставилась на мужа.

– Мне кажется, мог, – втянул голову в плечи Матвей и с опаской взглянул на жену.

– Ка-а-ак? – не поверила она своим ушам.

– Та-а-ак, – ответил Жбанников и вслух восстановил всю последовательность своих преступных действий.

Стоит ли говорить, что произошедший инцидент несколько отвлек их от намеченных планов? В итоге, визит супругов Жбанниковых в Комитет по опеке и попечительству оказался отодвинут на неопределенный срок, невзирая на то что еще несколько дней тому назад Лера всерьез задумывалась, как сложится ее жизнь с Матвеем при условии, что она так и не сможет его осчастливить наследником или наследницей.

– Наташа, – обратилась к тетке племянница, забывшая о профессиональной этике сразу же, как только закрылась дверь за секретарем Натальи Михайловны, – у меня беда!

«Наконец-то!» – обрадовалась Наташа, думая, что сейчас племянница посвятит ее в святая святых – в вопрос об усыновлении, к участию в котором Наталья Михайловна приготовилась заранее по просьбе Алечки Спицыной, догадывающейся о том, что путь к пополнению семьи Жбанниковых усеян различного рода препонами и подводными камнями.

– Слушаю тебя, дорогая, – ласково пропела Наташа, использовав самую проникновенную интонацию из числа ею освоенных.

– Она меня убьет, – сообщила Лера и зажмурилась.

– Кто? – опешила тетка, не предполагая, что в государственных учреждениях кто-то использует подобные меры.

– Бабка, – выдохнула племянница и брякнулась на стул так, что по стоящим поодаль стульям прокатилась «взрывная» волна.

– За что?

– Я посеяла ее серьги. С бриллиантами, – выдавила Лера и с мольбой посмотрела в округлившиеся от неожиданности признаний глаза тетки.

– Как «посеяла»?!

– Нечаянно, – бросилась объяснять Лера, и Наталья Михайловна поймала себя на мысли, что никогда не видела свою племянницу такой возбужденной. – Ну, правда, Наташа, нечаянно. Положила на тумбочку, а Матвей с фантиками смахнул в мусорный пакет и, как нарочно, выбросил его раньше, чем обнаружилась пропажа.

Обычно Наталья Михайловна Коротич перестраивалась на ходу с удивительной ловкостью, но в этот раз она никак не могла сориентироваться: что от нее хотят. Поэтому одной рукой она готовилась выложить перед Лерой листок с координатами нужных людей из Комитета по опеке и попечительству, которые могли облегчить трудный процесс усыновления, а другой – дать ей подзатыльник за допущенную небрежность. Больше, конечно, хотелось подзатыльник, потому что, призналась себе Наташа, племянница ее несколько разочаровала. Что-то в ее голове выстраивалось явно не в том порядке, который был понятен Наталье Михайловне: серьги – ребенок, а должно было наоборот: ребенок – серьги. Или вообще: никакие не серьги, а просто ребенок. А Лера, похоже, в данный момент о ребенке и не помышляла, озаботившись тем, что ей придется держать ответ перед строгой Аурикой, хотя ее никто к этому не принуждал.