— Мне очень жаль, — пробурчал Свинопас, — но я этого не понимаю!

— Все очень просто! — воскликнул брат Люциус, задрав голову и глядя на потолок, — L в первой строке остается без изменения. Под U, второй буквой моего имени в первой строке, во второй стоит V, вместо С в третьей строке стоит Е, вместо I в четвертой строке стоит L, вместо U в пятой — Y, и S в конце моего имени в шестой строке превращается в X. Так из Lucius становится Lvelyx.

— Теперь понимаю! — возбужденно произнес Свинопас, скользнув глазами по мнимому буквенному хаосу в таблице.

Они начали вместе расшифровывать разрушенную надпись по системе Tabula recta Тритемия. При этом складывалось впечатление, что слепой брат Люциус держит запутанную таблицу со всеми буквами в голове.

Свинопасу с трудом удавалось поспевать за ним и записывать результат на листке бумаги. Получилось бессмысленное нагромождение букв. Свинопас в ярости швырнул сангину об стену и подпер голову руками.

— Попытка все же не была напрасной, — проворчал брат Люциус. Он был не менее разочарован. — А может быть, — заговорил он после долгой паузы, — может, мы все зря усложняем. А что, если Тритемий был настолько уверен в своем деле, что вовсе и не делал попыток зашифровать загадочную надпись на своем надгробии?

Свинопас взглянул на Люциуса. На губах слепца опять играла та же насмешливая улыбка, смысла которой Венделин не понимал.

— Вы верите, что Тритемий использовал самые обычные сокращения?

— Я верю только в Бога Всемогущего, и то с некоторыми ограничениями.

Ответ Люциуса давал пищу для размышлений, но в данный момент надпись на надгробии интересовала Венделина куда больше, чем сомнительное кредо бенедиктинца, и он отказался от расспросов.

— В пользу моего предположения, — продолжил Люциус, — говорит уже хотя бы выражение, которым начинается надпись: Laet. — навечно. Подумайте об этом. А я вынужден вас сейчас, к сожалению, покинуть и проверить, как обстоят дела на воротах. С Богом!

Венделин Свинопас провел весь день в размышлениях, пытаясь связать в единое целое путаные мысли, но ни на шаг не приблизился хоть к какому-нибудь дельному результату. Втайне он проклинал разбитую эпитафию, так притягивавшую его к себе.

Как обычно, во время вечерни он встретился с Магдаленой, обескураженный и на грани отчаяния.

— Мне пришла в голову одна вещь, которую я чуть не забыла, — начала она. — Где тот клочок пергамента с надписью?

— В библиотеке, — ответил Венделин. — Я провел с братом Люциусом много времени, изучая литературу, которая могла бы помочь в расшифровке, но все впустую. У тебя появилась какая-то идея? Тогда пошли!

Через осиротевшие ворота они молча вошли на территорию аббатства и зашагали к библиотеке. Перед полкой с надписью Philosophia magica et occulta стоял обшарпанный пюпитр, на котором лежал клочок пергамента с текстом эпитафии из мастерской Рименшнайдера. Магдалена взяла обрывок и близко поднесла к глазам.

— Ты сказала, у тебя возникла идея!

— Да, — кивнула Магдалена. — Девять Незримых узнавали друг друга по приветственной формуле, которая звучит так: сатан адама табат амада натас. Если слова написать друг под другом, их можно читать слева направо, сверху вниз, снизу вверх и справа налево. Великий Рудольфо утверждал, что формула используется только как пароль и не имеет иного смысла.

— Это нам не поможет! — разочарованно протянул Свинопас.

— Между прочим, существует еще одна формула, которую Незримые используют в связи с «Книгами Премудрости».

— И как же она звучит?

— Tacent libri suo loco — «Книги молчат на своем месте».

Свинопас смерил Магдалену долгим и пронзительным взглядом, словно пытаясь подавить вспышку гнева.

— И ты говоришь это только сейчас? — угрожающе прошипел он, не отрывая глаз от строки на пергаменте.

Магдалена оторопела. Потом, заикаясь, прочла:

— In aeternum tacent libri Johannis Trithemii suo loco — навечно молчат книги Иоганна Тритемия на своем месте. Это «Книги Премудрости»! — разволновавшись, воскликнула она.

— Тут ты, пожалуй, права, — иронично бросил Свинопас. — Это, без сомнения, слова человека, который знает, где спрятаны книги. Скорее всего, Тритемий собственноручно перепрятал их на новом месте, и у меня такое впечатление, что он посмеялся над всеми, кто стремится их найти.

— И мне так кажется, — согласилась Магдалена. Осеклась и добавила: — Но при чем тут, ради всех святых, указание на нашего государя императора Генриха — dominus Caesar Henricus?

— И я хотел бы это знать. От хитрого аббата можно было бы ожидать, что упоминанием императора Генриха он просто хотел пустить всех по ложному следу. Какая связь между Генрихом и «Книгами Премудрости»?

— А не мог император Генрих быть одним из Девяти Незримых? — высказала предположение Магдалена.

Свинопас скривил физиономию.

— В общем, это возможно. Но какую цель преследовал Тритемий, запечатлевая этот факт в своей эпитафии? К тому же в таинственно закодированном виде? Нет, мы, должно быть, что-то проглядели в наших расследованиях.

Из монастырской церкви донеслись заключительные звуки вечерни, и Свинопас напомнил Магдалене, что пора уходить. Ее присутствие могло привести к ненужным сложностям. Они условились встретиться завтра в то же время у монастырских ворот.

Было глубоко за полночь, а Венделин Свинопас все еще оставался в библиотеке, роясь в фолиантах в поисках сокращений, употребляемых в названиях книг. Но чем глубже он погружался в свои изыскания, тем недостижимее казалась ему разгадка.

Прежде чем отправиться в свою каморку, он снова пошел в заднюю часть галереи, к надгробию Тритемия, и направил луч света своего фонаря на эпитафию, выбитую в верхней, надставленной части.

Venerabilis.Patr.Dominus. Johannes.Trithemius.

Свинопас несколько раз повторил слова: «Достойный почитания святой отец и господин Иоганн Тритемий» — обычная вежливая формула, как тысячи других эпитафий.

— Dominus! — Его словно молнией поразило. Он лихорадочно вытащил клочок пергамента с первоначальной эпитафией:

I. aet. ta. li.Johannii. s. loc. dom. Cae. Неп.

— Dominus — господин, — пробормотал Свинопас и добавил: — Написано с большой буквы. — Затем поднес к свету пергамент: dom. — написано с маленькой, как domus!

Свинопас как безумный помчался по крестному ходу к воротам и побежал в гостиницу «К лебедю». Входные ворота были на запоре, ведь дело близилось к рассвету. Венделин забарабанил кулаком в дверь, пока не появился толстяк хозяин в льняной ночной сорочке и с ночным колпаком на голове. Он ворчливо осведомился, какое срочное дело позволило вытащить его посреди ночи из постели.