Когда мы приехали, в гостиной полыхали дрова в камине, и после того как были открыты наши подарки и произнесены должные слова восхищения, а Феба, набегавшись по саду с позволения взрослых, получила свою кружку молока, мы все присели, чтобы отдать должное аперитиву. Мы расположились в уютной комнате с несколько потертыми восточными коврами, устилавшими темные дубовые полы, где все стены были увешаны семейными портретами и картинами, изображавшими лошадей. Вся обстановка в комнате выглядела слегка обветшалой, но подобранной сдержанно и со вкусом: занавеси из вощеного ситца с цветами и птицами и масса полированной мебели.

Следуя совету, данному мне Марией по дороге в Чадли, я заметил:

— Какой чудесный письменный стол!

— Ах, это всего лишь копия в шератоновском стиле![120]— ответила миссис Фрешфилд.

— Какой замечательный книжный шкаф!

— К нам на днях заезжал Чарли Рис-Милл, — проговорила она, не обращаясь ни к кому конкретно, ни к Марии, ни ко мне. — Ну так вот, он сказал, что это вполне может быть образцом чиппендейла[121], но я уверена, что это один из образцов загородной мебели. Если вы посмотрите вот сюда, — продолжала она, будто внезапно осознав мое присутствие, — вы увидите, как врезаны замки. Нет, это сельский вариант. Думаю, модель могла быть позаимствована из альбома образцов, но все-таки это вряд ли чиппендейл.

Я подумал, что здесь мне пора остановиться, иначе она и дальше будет принижать все, в отношении чего я соберусь выказать восхищение.

Больше я не произнес ни слова и тихо сидел, потягивая джин, пока миссис Фрешфилд не решила взять на себя обязанность гостеприимной хозяйки, чтобы я почувствовал себя как дома.

— Откуда вы родом, мистер Цукерман?

— Из Ньюарка. Это в Нью-Джерси.

— Я не очень сильна в географии Америки.

— Это на другом берегу реки Гудзон, напротив Нью-Йорка.

— Я даже не знала, что Нью-Йорк стоит на реке.

— Даже на двух.

— А чем занимался ваш отец?

— Он был мозольным оператором.

В комнате повисло молчание: я продолжал пить, Мария продолжала пить, а Феба рисовала мелками — в тишине было слышно, как она царапает ими по бумаге.

— У вас есть братья или сестры?

— Есть младший брат.

— А чем он занимается?

— Он зубной врач.

Может, она хотела получить совсем другие ответы на свои вопросы или просто удовлетворилась тем, что узнала от меня про моих родственников, поскольку беседа о моей биографии продолжалась не более полуминуты. Отец — мозольный оператор и брат — зубной врач сразу дали ей понять, что я за личность. Я даже подумал, не показались ли ей профессии моих родичей слишком практическими.

Она сама приготовила ленч — очень английский, изящно поданный и весьма диетичный.

— Я не стала класть чеснок в барашка, — сообщила она мне с двусмысленной улыбкой.

— Вот и хорошо! — откликнулся я дружелюбным тоном, все еще недоумевая, не таился ли в ее замечании некий зловещий намек на мое происхождение. Мне показалось, что еще немного — и она как бы невзначай упомянет мою странную религию. Я вполне мог представить себе, что мое вероисповедование могло показаться ей не менее странным, чем то, что я — американец. Пока что очки шли не в мою пользу.

В качестве гарнира подали овощи, выращенные в ее собственном огороде: брюссельская капуста, картофель и морковь. Мария спросила у нее про мистера Блэкетта, работника, помогавшего ей по сельскому хозяйству, — он давно уже вышел на пенсию и свои скудные средства дополнял тем, что раз в неделю работал у миссис Фрешфилд, то кося траву, то собирая сухие сучья, то возделывая грядки. Он еще жив? Да, жив, но Этель недавно умерла, и теперь он остался один в муниципальной квартире, где, как выразилась миссис Фрешфилд, влачил жалкое существование на грани жизни и смерти.

Мария пояснила мне:

— Этель — это миссис Блэкетт, его покойная жена. Она убирала у нас дом. Очень хорошая уборщица, работала на совесть. Мыла ступеньки на крыльце, встав на колени. Для нас, девочек-подростков, всегда было жуткой проблемой, что подарить ей на Рождество. Ее муж получал от мамы бутылку виски, а с Этель дело неизменно заканчивалось тем, что мы дарили ей носовые платки. Мистер Блэкетт говорит на диалекте, ни слова не разобрать. Я бы хотела, чтобы ты послушал его речь. Как ни удивительно, но он типичный представитель девятнадцатого века, — разве не так, мам?

— Да, наверное. И это все из-за очень сильного деревенского акцента, — произнесла миссис Фрешфилд, и затем, несмотря на старания Марии увлечь миссис Фрешфилд разговором о Блэкеттах, ее интерес явно угас, и мы все погрузились в молчание, занимаясь только нарезанием и отправлением в рот пищи, что, как я опасался, могло затянуться до нашего отъезда в Лондон.

— Мария говорит, что вы большая поклонница Джейн Остин, — произнес я.

— Честно говоря, я увлекаюсь ею всю свою жизнь. Я начала с романа «Гордость и предубеждение», когда мне было тринадцать лет, и с тех пор постоянно читаю ее произведения.

— А почему, миссис Фрешфилд?

Мой вопрос вызвал у нее ледяную улыбку.

— А когда вы в последний раз читали Джейн Остин?

— Наверно, еще в колледже.

— Перечитайте ее снова, и тогда вы поймете почему.

— Непременно сделаю это, но я спрашивал вас о другом: что лично вы получаете от чтения Джейн Остин?

— Просто она видит жизнь как она есть, без прикрас, и то, что она думает о жизни, — очень глубокомысленно. Она меня постоянно удивляет. Персонажи так хорошо описаны. Мне очень нравится мистер Вудхауз в «Эмме». И мистер Беннет из «Гордости и предубеждения» мне тоже очень симпатичен. И еще мне нравится Фанни Прайс из «Мэнсфилд-парк». Когда она возвращается в Портсмут после роскошной жизни у Бертранов и находит свою семью, прозябающую в нищете, это потрясает ее до глубины души. Люди весьма критически относятся к ней, считая ее снобом, и, быть может, потому, что я сама склонна к снобизму, этот персонаж мне глубоко интересен. Мне кажется, именно так стал бы вести себя всякий, у которого намного ухудшились жизненные обстоятельства.

— А какая из ее книг у вас самая любимая? — спросил я.

— Ну, думаю, та, которую я читаю в настоящее время. Я перечитываю ее романы каждый год. Но, если подумать, пожалуй, самая любимая из ее книг — это «Гордость и предубеждение». Мистер Дарси — очень привлекательный молодой человек. И еще я люблю Лидию. Мне кажется, она такая глупенькая, такая наивная. Великолепно выведенный персонаж. Видите ли, я знаю многих людей, похожих на нее. И конечно же, я весьма симпатизирую мистеру и миссис Беннет, поскольку у меня самой много дочерей, которых нужно выдать замуж.