– Минута! – крикнул помощник режиссера.

Хайлендер протестующе поднял руку, отмахнулся от продюсерши. Нервно теребя в руках несколько бумажек, подошел к микрофону, сказал: «Два, два», звукооператор поднял большой палец, давая ему понять, что все нормально, но Хайлендер, казалось, не заметил этого, погруженный в свои мысли, возможно, видя перед собой злосчастную аппаратную.

Камеры тихо зажужжали, стало уже невыносимо жарко. Анника вытерла лоб рукой.

Послышался голос Барбары Хансон, резкий, с явными пьяными нотками:

– Боже, какая духота, неужели действительно всем надо стоять здесь, что это за представление?

В противоположной стороне комнаты Анника заметила напряженного и раскрасневшегося Карла Веннергрена, решительно продвигавшегося вперед вместе с Марианой фон Берлиц.

В самом конце зала стоял Стефан Аксельссон, скрестив руки на груди, с белым лицом.

Себастьян Фоллин также был здесь, у него нашлось какое-то дело около сцены, он что-то шептал Хайлендеру.

– Тридцать секунд.

Карин Беллхорн отошла в сторону, встала справа от маленькой сцены. Бэмби Розенберг расположилась у самой сцены, чуть ниже Хайлендера. Она рыдала так, что ее плечи дрожали. Гуннар Антонссон пристроился у самой двери со слегка растерянной миной на лице, готовый в любой момент удалиться.

Здесь были все за исключением Джона Эссекса, неонацистки и Анны Снапхане.

Журналисты и газетные фотографы теснились у самой сцены, включая Бертиля Странда и Хеландера. Увидев фотографа из «Конкурента», Анника напрягла зрение и, не обнаружив рядом Боссе, испытала легкое разочарование.

– Пятнадцать…

Левая нога Анники начала дрожать, оконная ниша была слишком узкой. Она огляделась в поисках другого места, не нашла ничего подходящего, придвинулась ближе к батарее. Подняла глаза на большой экран, висевший слева от Хайлендера, попыталась перенести вес на другую ногу.

– Семь, шесть, пять, четыре…

За три секунды до прямой трансляции помощник режиссера принялся дублировать отсчет пальцами.

В эфир пошла заставка, торжественная минорная мелодия обрушилась на участников мероприятия из подвешенных под потолком колонок, стены и оконные стекла завибрировали. Эмоции сразу нахлынули на Аннику, ей пришлось дышать часто и открытым ртом, чтобы не разрыдаться. Всхлипывания Бэмби у сцены стали еще громче. Они резали слух на фоне печальной музыки.

Постепенно музыка стихла, Хайлендер шагнул к трибуне под свет прожекторов.

– Друзья мои, – начал он серьезно, – коллеги, помощники и… да… друзья. От имени «ТВ Плюс» я хотел бы от всего сердца поблагодарить вас за то, что вы пришли сюда в этот час, когда мы собрались здесь вспомнить нашего дорогого друга и бесценного сотрудника Мишель Карлссон и одновременно проинформировать вас о том, как наша телекомпания собирается увековечить ее память.

Анника поморщилась, сентиментальное настроение, возникшее благодаря музыке, уже пошло на убыль, на смену ему пришло раздражение.

– Мы будем продолжать работу в духе Мишель, – продолжал Хайлендер на висевшем под потолком телевизионном экране, – в манере, которая, по нашему мнению, пришлась бы ей по душе. Мы также с гордостью хотели бы сообщить вам, что и далее будем сотрудничать с лучшим другом и коллегой Мишель Карлссон Себастьяном Фоллином. Впредь он станет трудиться на нашем канале на постоянной основе и заниматься исключительно поддержанием памяти о Мишель.

Менеджер шагнул вперед, чуть ли не светясь от удовольствия, развел руки в стороны, как бы готовый принять восторг публики. Жидкие аплодисменты заставили его покраснеть.

– Поэтому сегодня мы решили показать последнее творение Мишель целиком, – продолжил Хайлендер. – Первая программа из серии «Летний дворец» выйдет в эфир в субботу, точно как и планировалось.

Анника окинула собравшихся взглядом, попыталась прочитать их реакции.

Нейтральные. Настороженные. Немного растроганные. Себастьян Фоллин по-прежнему стоял на краю сцены рядом с Хайлендером, свет прожекторов отражался в его очках.

«Он выиграл, – подумала Анника. – Он выходит из всего этого победителем».

– Программы будут представлены телезрителям в том порядке, как они записывались, таким образом, как все исходно задумывалось. Вы встретитесь с Мишель в том качестве, в каком она всегда хотела бы предстать перед вами, в своей профессиональной роли, в проекте, в который ее личный вклад был по-настоящему велик.

Хайлендер замолчал, публика ждала, он откашлялся.

– Я хотел бы подчеркнуть, – сказал он, – что мы хорошо обдумали данное решение. Руководство канала тщательно обсуждало все с персоналом, работавшим на проекте, и прежде всего с присутствующим здесь Себастьяном Фоллином. Наше решение единогласное и абсолютно искреннее. Мишель Карлссон сама являлась одним из инициаторов всей серии, она выразила желание расширить свой репертуар здесь у нас, на «ТВ Плюс», и мы, естественно, с восторгом приняли ее предложение.

Один из стоявших у дверей репортеров покинул помещение, и, заметив это, Хайлендер на мгновение сбился.

– Мы по-настоящему гордимся всей серией программ, – сказал он еще громче, чем раньше, вероятно, в надежде, что его голос вырвется за пределы комнаты, достигнет даже тех, кто не желал слышать. – Мы абсолютно уверены, что Мишель хотела бы именно этого. В любом случае она уж точно не пожелала бы увидеть свое последнее творение выброшенным в корзину для мусора, свою последнюю работу – напрасной. Ради Мишель мы приняли такое решение.

– А я король Дании, – буркнул один из мужчин, сидевших ниже Анники, своим коллегам.

– В чем-то он прав, – возразил другой. – Я думаю, сама Мишель хотела бы, чтобы программы показали.

– С этим нет проблем, – не сдавался первый, – но ведь не за две недели до похорон. Какого-то соблюдения приличий можно ожидать даже от телевизионной компании.

– Уже сейчас, – продолжил Хайлендер со сцены, – началась работа по поиску достойной замены Мишель Карлссон, новой телеведущей, которая сможет сохранить программу «Женский диван» в духе Мишель. Это трудная задача для всех нас, но, насколько мы понимаем, Мишель не хотела бы, чтобы ее детище, программа, благодаря ей ставшая одной из наиболее заметных на спутниковом телевидении, прекратила существование.

– Им все равно придется сдаться, – сказал третий мужчина у ног Анники.

В следующее мгновение она увидела у входной двери комиссара. У нее остановилось дыхание, она хотела закричать, чуть не свалилась с подоконника.

Комиссар пробирался вперед к сцене, бормотал слова извинения зрителям, оказавшимся на его пути. Три полицейских в униформе молча следовали за ним. Настроение в комнате изменилось, люди стали обеспокоенно переговариваться, зашаркали ногами.

– А сейчас, – продолжил Хайлендер, не заметив волнения в зале, – я хотел бы предоставить слово ближайшему другу и помощнику Мишель Себастьяну Фоллину…