Я был уверен в своем здоровье, никогда не болел и ни разу не пропускал работу. Поэтому для меня стало огромным шоком, что мне так плохо из-за того, что я вышел одетым не по сезону.

Это верно, в подобных ситуациях люди, не особенно уверенные в своем здоровье, вероятно, проявят больше осторожности. В то же время те, кто считает себя полностью здоровыми, могут потерять ощущение опасности.

Да, это так. «Странно, почему со мной это произошло?» — думал я. Это все из-за пальто. Но когда меня посадили в полицейскую машину, там уже было 7-8 человек. Все в ужасном состоянии. Один высунул голову в окно, и его тошнило. Была молодая пара. Женщина лежала на боку, дыхание у нее было прерывистым, мужчина утешал ее: все будет хорошо, хорошо. Ужас. Я хоть мог сидеть. И только тут я впервые осознал, что случилось что-то ужасное.

Мне кажется, я вам сейчас рассказываю то, что сам помню, но, может, это и не совсем так. Пробелы в памяти я, возможно, дополняю чужими рассказами, которые слышал позже. В больнице мы обсуждали происшествие, поэтому трудно отличить то, чему я сам был свидетелем, от того, что слышал от других, да и память стала хуже. Но я отчетливо помню фигуру молодого мужчины, который орал и буйствовал на платформе Кодэмматё, когда наш поезд к ней подходил. Когда я в больнице рассказал об этом полицейским, они сказали, что это был один из пострадавших. А я думал, не преступник ли тот человек.

Осмотрев мои глаза в Центральном госпитале сил самообороны в Сэтагая, врачи мне сказали, что из всех пострадавших у меня глаза — в самом плохом состоянии. Зрачки стали меньше 1 мм. Даже на третий день в госпитале я не мог дольше секунды смотреть на большие заголовки в газетах. Сразу кружилась голова, и приходилось отводить глаза. На третий день после инцидента у меня сняли капельницу, и я мог принимать пищу. Но ведь нужно смотреть, что ешь, а у меня при этом глаза начинали болеть снова. Поэтому приходилось есть, отведя взгляд в сторону. Через неделю меня выписали из госпиталя, и я вышел на работу. Однако читать мог лишь десять секунд, поэтому примерно месяц моя работа состояла в том, что я ставил печать. В течение месяца к 3-4 часам дня я так уставал, что приходилось отпрашиваться. Иногда по нескольку дней в неделю не выходил на работу.

Сейчас уже работаю полную неделю, однако легко устаю. Раньше я часто выезжал по делам фирмы в командировки в Кобэ, на Сикоку и Кюсю, а сейчас уже не могу. Полностью прекратил. Раньше я сам вызывался в поездки, а сейчас приходится просить, чтобы поехал кто-нибудь другой. Исчезла выносливость, и сильно устаю за поездку на работу. Такого раньше не было.

Тем не менее, мне скоро на пенсию по возрасту, и фирма в какой-то степени смотрит на это сквозь пальцы и относится ко мне по-доброму. За это я ей очень благодарен. Однако ужасно положение тех, у кого плохо с работой, кто в тяжелом физическом состоянии. Государство должно серьезнее подумать об этих людях, и хотелось бы, чтобы оно одинаково относилось ко всем пострадавшим от зарина. Я говорю не о себе, а хочу поднять голос в защиту этих людей.

Зрение правого глаза село у меня наполовину. Но я не хочу думать, что причина этого в зарине. Я не хочу этого признавать. Такое признание будет означать поражение перед этими преступниками. Поэтому я перестал так думать. Основная причина — мой возраст.

Я громко храплю, и если рано ложусь спать, доставляю другим массу неприятностей. Поэтому я выхожу в коридор и убиваю время, слушая разговорные записи корейского языка. Когда все засыпают, тогда и я ложусь. На следующее утро все довольны, что хорошо заснули. На самом деле все всё знают.

Благодаря этому я могу успешно изучать корейский язык. Поскольку зрение никуда не годится, а работает только голова, слушаю учебные кассеты. Хоть какая-то польза от инцидента. В корейском языке есть такая поговорка: «Человек, которого избили (мадзюнному), спит, вытянувшись. Человек, который избил (тэрунному), спит, скрючившись». Иными словами, тому, кого избили, больно, а душа болит у того, кто избил. Конечно, если это сказать тем, кто страдает от тяжелых последствий, он, наверное, рассердится. У всех разное положение и разная точка зрения. Однако если это сказать, не опасаясь, что тебя неверно поймут, то, я считаю, это правильно. Какое-то время я считал их негодяями, но сейчас многое начинает казаться немного более объективным.

До сих пор я работал как сотрудник фирмы, однако теперь, мне кажется, пора пересмотреть, как жить дальше, уже в своем ритме. Весь этот год я был вынужден много думать, как построить дальнейшую жизнь, используя выпавшую возможность посмотреть на себя под другим углом. Думаю, и это — положительное следствие имевших место событий.

Я не могу отчетливо понять, что они совершили.

Тосимицу Хаями (31 год)

Хаями-сан работает в оптовой фирме, которая находится в Нингётё и занимается оптовыми операциями по купле-продаже сырья для производства продуктов питания. Покупая оптом у торговых фирм первичное сырье для производства сахара и картофельной муки, его фирма продает его розничным торговцам, выполняя таким образом посреднические функции. Она также занимается куплей-продажей риса и сахара.

Однако сам Хаями-сан не участвует в физической купле-продаже, поскольку работает в отделе, который торгует фьючерсами. Приняв от клиента денежный депозит, он внимательно следит за биржевым курсом и в зависимости от него, не видя самого товара, по телефону заключает сделку. Иногда стоимость ее превышает сто миллионов иен.

В деловом мире тех, кто занимается подобными операциями, довольно легко узнать, если посмотреть в их глаза — они в постоянном напряжении. Хаяма-сам — человек уравновешенный, поэтому его глаза свидетельствуют о его внутреннем спокойствии.

Он коротко стрижен, коренаст. Его внешний вид, поведение, манера говорить выдают пристрастие к спорту. И действительно — в старших классах средней школы он увлекался бейсболом.

Когда произошел инцидент с зарином, его жена была на третьем месяце беременности. Их первый ребенок благополучно родился в октябре того же года. Как он говорит, им повезло, что жена забеременела до инцидента: он опасается, что зарин может повлиять на наследственность. Хаяма-сан производит впечатление человека, который уделяет много внимания благополучию своей семьи. И сейчас они, вероятно, спокойно продолжают жить втроем в новом доме.

Торговая сделка — довольно специфическая операция со сложной структурой. Если ее рассматривать как обмен акций на товар, можно получить приблизительное представление. В этой области часто совершаются т. н. «сделки на срок». Недалеко от станции Нингётё находится зерновая товарная биржа, которая и является центром этих операций.

Сделка совершается за секунды или минуты — что ни говори, это довольно напряженная работа. Мы связываемся с клиентами по телефону и через биржу осуществляем операции купли-продажи. Комиссионные за посредничество — это наш доход. Однако наличие отдела фьючерсных сделок внутри фирмы, которая специализируется на оптовых операциях с зерном, необычно. Большинство фирм, занимающихся товарными сделками, специализируются в одной области, и в этом смысле наша компания уникальна, хотя в основном она все-таки является оптовой фирмой.