Заключительный пункт резолюции Законодательной рады был, однако, сформулирован с полным одобрением деятельности делегации Л. Л. Быча:

– «Несмотря на все трудности условий работы, кубанская делегация достойно выполняет возложенные на нее многосложные обязанности»…

Путь к осложнениям и конечному развалу противобольшевистского движении был таким образом открыт. Законодательная рада, не будучи достаточно осведомлена о работе своей заграничной делегации, посылала авансом одобрение ее деятельности…

Наше «линейское» правительство, – правительство меньшинства, – чувствовало себя связанным еще и потому, что его позиция единства противобольшевистского фронта была весьма уязвляема со стороны другого контрагента, именно со стороны добровольчества. Отсюда в смысле претензий на идеологическое руководство наиболее громко раздавались голоса не от непосредственных деятелей добровольческой страды, а чаше всего и громче всего со стороны попутчиков, с темного угла старой, некогда господствовавшей русской общественности.

Н. Н. Львов в № 188 «Великой России» 23/4-1919 года сравнивал программу Кубанского правительства (декларацию, прочитанную 9/1) с программой единоличной диктатуры (речи генерала Деникина в Кубанской Краевой раде) авторитетно высказывался: «Мертвые пункты программы связывают свободное проявление человеческой личности, той единоличной воли, которая одна может явиться творческим началом в хаосе разрушения».

Вместо вдумчивого отношения к очень напряженной действительности отсюда исходило пренебрежительное отношение вообще ко всем кубанским общественно-политическим течениям… – Уездные политики…

Нужно отметить, что все эти заседания рады происходили при очень большом стечении публики на хорах и в кулуарах рады. Атмосфера накалялась до крайности. Моральная казнь правительства производилась в полном смысле публично. Казнили правительство за его собственные грехи и за грехи его соседа – добровольцев. Неприязнь к последним неожиданно прорвались выкриком с мест: «Лучше большевики, чем добровольцы!» Почтенный депутат Тищенко, заметив, кто выкрикнул, вслух потребовал от него сказать то же, не прячась за чужие спины. Тот отказался и стал уверять, что он этой фразы не произносил. Вообще те, кто затеял эту игру в опасный по моменту «парламентаризм» сомнительного свойства, явно трусили. Это и отметил председатель обреченного правительства Ф. С. Сушков, обратившись к группе черноморцев:

– Вы хотите свалить правительство включительно до атамана, но сами взять власть боитесь… Тянетесь к власти, а руки у вас дрожат… Действуйте прямо…

Терпение Сушкова при этом испытывалось до последней степени. Во время речи весьма невоздержанного на язык черкеса Готагогу председатель правительства Сушков произнес вслух несколько слов, подал реплику. Председательствовавший в раде Султан-Шахим-Гирей сделал ему резкое замечание.

– Я протестую, – заявил председатель правительства.

– Протестуйте сколько угодно…

Сушков покинул собрание. Аналогичный инцидент произошел между членом правительства Каплиным и Готагогу. Наконец, истинный дирижер всей этой затеи расправы с правительством К. А. Бескровный сделал в раде заявление: «Мы должны, наконец, выразить правительству недоверие»… И в конце одного затянувшегося до четырех часов утра заседания в раде было выражено линейскому правительству недоверие. Сколько помнится, сделано это было в ночь с 4 на 5 мая 1919 года. Правительство, давно готовое к такому исходу, вручило атаману прошение о своей отставке. Так как Сушков не захотел ни одного дня оставаться исполняющим обязанности председателя правительства, атаман попросил меня временно, впредь до составления нового правительства, исполнять обязанности председателя…

Прежде чем перейти к рассказу о дальнейшем течении на Кубани дел общественно-политического значения, мне представляется уместным сделать общий обзор течения дел по ведомству земледелия, которое по тому времени продолжало привлекать к себе особое внимание.

Год и восемь месяцев я стоял во главе этого ведомства, срок для кубанского краевого правительства того времени рекордный. Мы достигли доброй сработанности центрального ведомственного аппарата и налаженности взаимоотношений с местной агентурой, не загромождая ведомство излишним количеством чиновников. Ко времени моего возвращения в Екатеринодар там состоялся съезд непременных членов отдельских земельных комиссий и их заместителей. Как я был уведомлен, в их среде возникал вопрос, следует ли продолжать работу после моего ухода с поста члена правительства по их ведомству. Главный секретарь ведомства Мешковский приезжал ко мне в Анапу посоветоваться по этому вопросу. Я рекомендовал им во что бы то ни стало оставаться на своих постах и по возможности не отступать от выработанных нами организационных ведомственных правил, тем более что такие члены правительства, как Бескровный, в свою очередь, настаивали на том же, а заместивший меня бывший мой помощник Голуб другого плана работы по ведомству не мог бы придумать.

По отделу земельных улучшений мне удалось организовать и оставить после себя те сорок девять агрономических участков в крае, о которых я делал заявления в своей речи 18 ноября 1918 года как о цели своей работы по части предоставления населению помощи специалистов. Во главе участков были поставлены или ученые агрономы, или агрономы со среднеземледельческим образованием, но зарекомендовавшие себя хорошими практиками. Кроме этого были посланы в край инструктора – специалисты по скотоводству, по огородничеству, сельскохозяйственной кооперации, сыроварению, птицеводству и пр. У нас оказался к этому времени большой резерв агрономов-специалистов, потому что среди беженцев из России обнаружилось немало лиц с агрономическим образованием, кои охотно устраивались по своей специальности на хлебной Кубани. Расстройство в эти ряды вносили, к сожалению, частые мобилизации и призывы в войска. В таких случаях приходилось хлопотать за специалистов, сумевших себя зарекомендовать с хорошей стороны.

Среди лета 1919 года был устроен агрономический съезд, давший очень хорошие результаты. Нами обращалось большое внимание на «опытное дело» по сельскому хозяйству. Опытная станция технических и сельскохозяйственных культур оправлялась от потрясений острого периода гражданской войны. Практически большую работу по селекции и некоторым другим частям опытного дела совершали руководители Сельскохозяйственной школы в местечке Круглик.

Нашей главной заботой было, чтобы площадь запашки не уменьшалась. Но в отдельных районах края, вследствие затянувшейся борьбы, пропускались сроки посевов первичных для данного района культур, в таких случаях подобранный штат местных агентов пропагандировал другую культуру, более благоприятную в смысле вегетации.

5/18 ноября Л. Л. Быч в качестве члена правительства по ведомству продовольствия и снабжения заявлял, что «недобор хлеба в 1918 году может быть выражен минимально в 50 000 000 пудов, это год наиболее напряженной борьбы на территории Кубанского края»… Заключительные слова его речи тогда были: «Я боюсь, что в будущем году Кубанский край будет краем голодающим».