18 мая «Бисмарк» и «Принц Ойген» вышли из Готенхафена, пересекли Балтийское, а также Северное море и затем, обогнув Англию с севера, взяли курс на Атлантику. Чтобы не подвергнуть операцию опасности, военно-морской флот ничего об обоих кораблях не сообщал, а ждал известий со стороны противника. 24 мая «Бисмарк» потопил сильнейший британский корабль – ударный крейсер «Худ». Редер лично прибыл в «Бергхоф» доложить Гитлеру об этом успехе. Фюрер поздравил его, но проявил большое беспокойство. Вмешаться в ход событий больше уже не мог никто.

Плавание «Бисмарка» продолжилось именно таким образом, что подтвердило опасения фюрера. Английский флот, непрерывно наращивая число собственных кораблей, вошел в боевое соприкосновение с линкором и стал подвергать его атакам самолетов со своих авианосцев «Викториуз» и «Арк Ройял». Их налеты привели к тому, что скорость «Бисмарка» снизилась, хотя он и продолжал идти курсом на Сан-Назер, отстреливаясь от своих преследователей. 26 мая в первой половине дня самолет-разведчик вновь обнаружил «Бисмарк» и стал его преследовать. В предвечерние часы самолеты с «Арк Ройял» атаковали корабль и одна торпеда попала в цель, повредив рулевое устройство. «Бисмарк» потерял маневренность и стал двигаться по окружности. Британский флот приближался. В бой вступили три-четыре вражеских крейсера и два авианосца. Незадолго до полуночи адмирал Лютьенс дал радиограмму: «Корабль маневрировать не может. Будем биться до последнего снаряда. Да здравствует фюрер!».

В это время Гитлер и я сидели в небольшой жилой комнате «Бергхофа» и ждали новых донесений. В 0.36 была получена новая, адресованная лично ему радиограмма: «Сражаемся до последнего, веря в Вас, мой фюрер, и полные твердокаменной веры в победу Германии». Гитлер продиктовал мне свой ответ: «С вами – вся Германия. Все, что еще можно сделать, делается. Геройское выполнение вами вашего долга придаст нашему народу новые силы в борьбе за свое существование. Адольф Гитлер». Я немедленно передал этот текст по телефону военно-морскому командованию. В комнате воцарилась полная тишина, пока фюрер через какое-то время не нарушил ее. Он спросил меня, сколь велика команда, которой теперь придется погибнуть. Я ответил: 2300 человек.

В продолжение этой ночи Гитлером все более овладевали злоба и гнев. Он говорил, что отныне не пустит в Атлантику ни одного линкора, ни одного крейсера. Из Берлина и с «Бисмарка» никаких известий больше не поступало. Между 2 и 3 часами ночи фюрер удалился. Совершенно подавленный, я отправился к себе и еще долго говорил с женой о той первой крупной потере в этой войне, которую понесли рейх и вермахт с гибелью «Бисмарка». В середине следующего дня военно-морской флот официально сообщил, что «Бисмарк» затонул.

2 июня у фюрера состоялась на Бреннерском перевале продолжительная беседа с Муссолини насчет инцидента с Гессом, гибели «Бисмарка» и общих вопросов дальнейшего ведения войны. При этом о России Гитлером не было сказано ни слова.

4 июня поступила весть о смерти последнего германского кайзера, Гитлер велел послать телеграммы соболезнования вдове и кронпринцу и назначил представителей партии и вермахта на похороны в Дорне: имперского комиссара по делам оккупированных Нидерландов имперского министра д-ра Зейсс-Инкварта и генерала авиации Христианзена, командовавшего там германскими войсками.

Сам же Гитлер принял 12 июня главу румынского государства Антонеску, посвященного в его планы относительно России и проявлявшего весьма большую заинтересованность в том, чтобы вновь завладеть Бессарабией. Поэтому он пообещал участвовать в военных действиях против России и собственными вооруженными силами. После аналогичных обещаний насчет Балкан Гитлер относился к ним очень настороженно и на это ничего не ответил.

На 14 июня Гитлер вызвал в Имперскую канцелярию командующих группами армий и армий, участвующих в Восточном походе. Потребовалась большая организационная работа, чтобы одновременное присутствие столь многих военачальников высокого ранга не бросалось в глаза. В полдень на доклад были вызваны генералы групп армий «Север» и «Центр», а к обеденному времени – генералы группы армий «Юг». Был установлен особый порядок въезда в Имперскую канцелярию. Некоторые машины заворачивали в ее сад с Вильгельмштрассе, а автомобиль Браухича – с Герман-Герингштрассе. Использовались и другие маршруты подъезда. Все прошло хорошо.

После нескольких приветственных слов Гитлер велел каждому командующему армии доложить свои намерения на первые дни боев и продолжение операции в своей полосе. В заключение о своих намерениях доложили командующие воздушных флотов. В этот долгий день фюрер получил соответствующее представление о силе соединении, числе танков и о многих подробностях. Перебивал он редко и слушал внимательно и тихо. Из докладов вытекало, что Красная Армия имеет количественное превосходство, но качество ее тем не менее – невысокое.

Отсюда делались оптимистические выводы относительно интенсивности предстоящих боев. И если все же большинство генералов было настроено против этого похода, причиной тому служило то, что тем самым начиналась война на два фронта, которую Германия, по всеобщему убеждению, долго выдержать и выиграть не могла.

Затем фюрер дал в своей квартире обед, воспользовавшись им для того, чтобы угостить фельдмаршалов и генералов длинной речью примерно на целый час. Гитлер говорил: эта война – война против большевизма. Он рассчитывает, что русский будет биться стойко и окажет упорное сопротивление. «Мы должны считаться с возможностью его крупных авиационных налетов, а потому следует организовать умную противовоздушную оборону. Наша люфтваффе наверняка достигнет быстро успехов и этим облегчит наступление соединений сухопутных войск. Самые тяжелые бои останутся позади уже примерно через шесть недель. Но каждый солдат должен знать, за что он сражается. Не за страну, которую мы хотим захватить, а против большевизма, который должен быть уничтожен». Фюрер с едким сарказмом высказался по адресу англичан, которые договоренность с Россией предпочли договоренности с Германией. Это – политика XIX, но никак не XX века. При этих словах Гитлер указал на свой Союз со Сталиным, который являлся чисто политическим шагом, предпринятым ради Данцига и «коридора», чтобы вернуть рейху эти области без войны. Он продолжал: «Если мы войну эту проиграем, вся Европа станет большевистской. Если англичане этого не поймут и не осознают, они потеряют свою руководящую роль, а тем самым и свою мировую империю. Сейчас даже и представить себе нельзя, насколько сильно они в результате этой войны окажутся в руках американцев. Но совершенно ясно, что американцы видят в этой войне свой огромный гешефт».

В послеобеденное время Гитлер провел еще несколько собеседований с командующими соединений группы армий «Юг». Перед этой группой армий находилось особенно большое и подлежащее непрерывному расширению в ходе продвижения пространство. Фюрер говорил, что главные силы русских войск следует ожидать на центральном участке фронта. Если они будут разбиты, группа армий «Юг» получит оттуда подкрепления. Браухич и Гальдер не сказали в этот день ни слова.