— По водоотводным трубам?

— Ну да. Я помощник санитарного инспектора. И не надо морщиться: было большой удачей получить этот пост. Они думают, женщины слишком нежные для такой работы.

— Я бы уж лучше согласилась с тем, что я слишком нежная.

— Нет же, это замечательная работа! Заглядывать в водостоки приходится лишь в редких случаях. Обычно я делаю измерения, беседую с рабочими, выясняю, не страдают ли они от жары или холода, хватает ли воздуха, уборных. У меня имеются властные полномочия — понимаете, что это означает? Это значит, я могу потребовать доступа в контору или мастерскую и, если там непорядок, потребовать, чтобы его исправили. Я могу распорядиться о закрытии объекта, о его ремонте… — Девушка взмахнула руками. — Начальники меня не переносят. Жадюги-мастера от Боу до Ричмонда дрожат от одного моего вида. Да я не променяла бы свою работу ни на какую другую! — Слушая ее восторженный голос, я улыбнулась и подумала: не знаю, как санитарный инспектор, а актриса из нее бы получилась точно. Гостья снова отхлебнула чаю. — Итак, — проговорила она, проглотив его, — как давно вы дружите с Флорри?

— Ну, на самом деле мы не то чтобы дружили…

— Вы не очень близко с ней знакомы?

— Совсем не близко.

— Досадно. — Девушка тряхнула головой. — С ней что-то не так в последнее время. Явно не так…

Она бы, наверное, продолжала, но тут стукнула парадная дверь и в гостиной послышались шаги.

— О черт! — вырвалось у меня.

Поставив чашку, я обвела кухню диким взглядом и кинулась мимо гостьи в кладовку. Я не дала себе времени ни подумать, ни объясниться с гостьей, ни даже поглядеть на нее. Я просто скакнула в стенной шкафчик, захлопнула за собой дверцу и, приникнув к ней ухом, стала слушать.

— Есть тут кто-нибудь? — Это был голос Флоренс. Я слышала, как она осторожно вошла в кухню. Далее она, надо полагать, заметила свою подругу. — Энни, это ты! Слава тебе боже. Мне на секунду показалось… В чем дело?

— Не знаю, как и сказать.

— Почему у тебя такой странный вид? Что происходит? И что случилось со ступенькой на входе в дом? И что это за месиво стоит на плите?

— Флорри…

— Что?

— Наверное, следует тебе сказать, то есть я просто обязана тебе сказать…

— Что? Ты меня пугаешь.

— Там, в кладовке, сидит девушка.

Пока длилось молчание, я быстро прикидывала возможные варианты поведения. Таковых оказалось немного, и я решилась на самый достойный. Взявшись за ручку, я тихонько толкнула дверцу. При виде меня Флоренс вздрогнула.

— Я как раз собиралась уходить. Клянусь.

Я перевела взгляд на Энни, она кивнула.

— Это правда, — подтвердила она. — Собиралась.

Флоренс не спускала с меня взгляда. Я вышла наружу и бочком, мимо нее, пробралась в гостиную. Флоренс нахмурилась.

— Бога ради, чем вы здесь занимались? — спросила она, пока я озиралась в поисках шляпки. — Почему в доме все не так? — Схватив коробок спичек, она зажгла две масляные лампы и пару свечей. Свет заиграл на отполированной мебели, и Флоренс вздрогнула. — Вы прибрали в доме!

— Только на нижнем этаже. И во дворе. И ступеньку у двери. — Мой голос звучал все жалобней. — И я приготовила вам ужин.

Флоренс вытаращила глаза.

— С какой стати?

— В доме было грязно. Соседка сказала, вы известные грязнули…

— Вы познакомились с моей соседкой?

— Она угостила меня чаем.

— Я впустила вас к себе всего на один день, а теперь не узнаю свой дом. Вы уже на дружеской ноге с моими соседями. Моя лучшая подруга, похоже, у вас в приятельницах. И что же она вам поведала?

— Да ничего такого! — крикнула Энни из кухни.

Я потянула нитку, торчавшую из манжета.

— Я думала, вам понравится чистота в доме, — тихо проговорила я. — Я думала…

Я думала расположить ее к себе. В мире Дианы у меня бы это получилось. Это или что-то подобное.

— Мне мой дом нравился таким, каким он был, — ответила Флоренс.

— Я вам не верю. — Она заколебалась, и я произнесла то, что, наверное, все время вертелось у меня на языке: Позвольте мне остаться, мисс Баннер! Пожалуйста!

Флоренс сделала большие глаза.

— Не могу, мисс Астли!

— Я могла бы спать здесь, как прошлой ночью. Могла бы, как сегодня, прибирать и готовить. Стирать. — Во мне крепла отчаянная решимость. — Мне так хотелось этим заниматься, когда я жила в Сент-Джонс-Вуде! Но мой сожитель, этот негодяй, сказал: оставь это слугам, а то испортишь руки. Но если я задержусь здесь… я могла бы присматривать за малышом, пока вы на работе. Уж я-то не стану поить его опием, когда он закричит!

Флоренс еще больше вытаращила глаза.

— Прибираться и стирать? Присматривать за Сирилом? Все про все? Ну нет, это немыслимо.

— Почему нет? Сегодня на вашей улице я видела пять десятков женщин, которые ровно это и делают! Это ведь в порядке вещей? Если бы я была вашей женой — то есть женой Ральфа, — я бы, конечно, выполняла все эти обязанности.

Флоренс сложила руки на груди.

— У нас в доме, мисс Астли, это самый неубедительный аргумент, какой только можно придумать.

Тем временем открылась парадная дверь и появился Ральф. Под мышками он держал, с одной стороны, вечернюю газету, с другой — Сирила.

— Ну и ну, — восхитился он, — порог у нас прямо сияет! Даже страшно было ступать. — Увидев меня, он улыбнулся. — Привет, вы все еще здесь? — Ральф обвел глазами комнату. — Вы только посмотрите! Похоже, я не туда попал?

Взяв ребенка, Флоренс толчком выпроводила Ральфа в кухню. Оттуда донеслись его изумленные возгласы: вначале по поводу Энни, потом — мяса и картошки и наконец — ананаса. Флоренс стала утихомиривать Сирила, который вертелся, капризничал и уже разинул рот, чтобы заплакать. Шагнув к ней, я с отчаянной смелостью (в последний раз я держала на руках ребенка четыре года назад, это был сынок моего двоюродного брата, и он раскричался мне в лицо) предложила: «Дайте мне, дети меня любят». Она протянула его мне, и тут случилось чудо: вероятно, его так поразила моя неловкая хватка, что он припал к моему плечу, вздохнул и затих.

Будь у меня побольше опыта в таких делах, я бы знала, что при виде ребенка, довольного и притихшего на руках у чужой тети, его мать едва ли пожелает оставить эту тетю у себя, однако в глазах Флоренс вместе со странным, почти печальным выражением (такое я уже заметила в них однажды, прошлым вечером) отразилась бесконечная нежность. Из узла волос у нее на голове выбился локон и упал на лоб. Когда она его смахнула, на конце ее пальца блеснула как будто влага.

«Чтоб мне провалиться, — подумала я, — травести из меня не вышло, мое место в мелодраме». Я закусила губу и вздохнула.