Пока он докладывал, с него сошло семь потов.

— Из каких источников была получена начальная информация? — уточнили выслушавшие рапорт члены ЦК.

— Из посольства. Мои люди доложили об имевшем место контакте одного видного представителя службы безопасности страны пребывания. Он предупредил о возможности нанесения точечного ракетно-ядерного удара.

— Почему нам не было ничего доложено?

— Я посчитал необходимым проверить данную информацию по своим каналам.

— Зачем?

— Дело в том, что подобные сигналы поступают к нам довольно часто. И большинство из них оказываются не соответствующими действительности. Если по каждому поводу беспокоить…

— Они всегда поступают из источников, приближенных к службе безопасности?

— Нет…

— Вы проверили информацию?

— Да!

— Каким образом?

— По оперативным каналам. Кроме того, в означенный район нами был заброшен опытный агент с целью изучения данного вопроса на месте.

— Что выяснил?

— Скрытую концентрацию неизвестных людей вблизи пусковой площадки.

— Может, это охотники? Или кто-то еще?

— Нет. Характер их деятельности позволяет сделать однозначный вывод, что это не случайные люди.

Члены ЦК переглянулись.

— Значит, вы считаете, что нанесение ракетно-ядерного удара не исключается?

— Я считаю, что оно очень вероятно.

— Доложите предлагаемые вами контрмероприятия.

Главный разведчик рассказал о плане обороны объекта, о сформированном ударном диверсионном отряде, о его подготовке и итоговых учениях, проведенных на макете пусковой, показавших высокую степень выучки личного состава и готовность к действию в реальных боевых условиях.

— Что теперь будем делать? — спросил один из членов ЦК.

— По-моему, все уже сделано, — пожал плечами другой. — Без нашего на то ведома. По-моему, изменить что-либо уже невозможно. Остается соглашаться.

— Да, влезли вы в наши планы со своей пусковой. В планы мирного строительства и налаживания добрососедских отношений. Ну да теперь ничего не поделать…

Все замолчали. Пауза затянулась.

— Нам можно идти? — осторожно спросил сопровождавший армейского разведчика один из высших военных чинов.

— Да. Идите. Подождите там, в приемной. Пока мы посоветуемся.

Через час их запустили обратно.

— В целом мы одобрили предложенный вами план. И решили взять его исполнение под контроль ЦК. Как выходящий за рамки чисто военной операции и имеющий важное внешнеполитическое значение. В связи с этим мы предполагаем командировать доверенное лицо в подразделение, которое будет осуществлять операцию. Чтобы товарищ мог лично убедиться в степени его готовности. Все руководство операцией в дальнейшем будет возложено на него.

— А мы? — не сдержавшись, спросил командир разведки.

— Вы будете решать чисто оперативные задачи. А политику оставьте профессионалам. Оставьте нам…

К месту сбора стрелки просачивались поодиночке. Кто самолетом, кто поездом. При себе они имели лишь документы и полупустые «дипломаты». Все остальное им должны были вручить на месте. Стрелки были главными действующими лицами в предполагаемой операции и страховались особо.

Менее ценные охранники ехали на автобусе. Под видом секции спортивной стрельбы по бегущему кабану какого-то там второстепенного спортивно-охотничьего общества. При каждом было его официально зарегистрированное и разрешенное для хранения и транспортировки оружие. Тульские вертикалки 12-го калибра. Для ближнего боя. Вернее сказать, для официального боя, если бы такой случился по дороге.

Все остальное оружие — винтовки с оптическими прицелами, автоматы, пистолеты и боеприпасы к ним — было спрятано в двойном днище автобуса.

Охранники ехали очень медленно и осторожно. Чтобы не дай бог не вляпаться в дорожно-транспортное происшествие.

Маршруты всех групп должны были пересечься в одно и то же время, в одном и том же месте.

Они и сошлись — в одном месте, в одно время. Вместе. Образовав единый, хорошо обученный и вооруженный отряд.

«Доехали хорошо. Сообщите маме», — отправил Снайпер с последнего привокзального почтамта по условленному адресу ничем не примечательную телеграмму. Что означало: «Все в порядке. Готов приступить к „работе“».

Группа Снайпера была готова… Была готова к бою…

В Россию на гастроли прибыл Большой симфонический оркестр Пекинской оперы. В полном составе. Если считать с обслуживающим персоналом — более ста пятидесяти человек. Китайские исполнители дружно, не рассыпаясь на отдельные группы, знакомились с архитектурными достопримечательностями Москвы и содержимым ее многочисленных музеев.

Кроме нескольких настройщиков и монтировщиков сцены. Монтировщики и настройщики не ходили по музеям. Им было некогда. Они занимались обширной подготовительной работой. Вытаскивали из ящиков привезенные в багажном вагоне поезда «Пекин — Москва» музыкальные инструменты. В том числе два больших концертных рояля. Белый. И черный.

За работой монтировщиков присматривал второй администратор оркестра. Которого до этого в оркестре никто не видел. Равно как и нанятых им в последний момент в дополнение к уже бывшим сценических работников.

Впрочем, музыканты в дела обслуживающего персонала не лезли. И не имеющими отношения к музыке вопросами не задавались. Они делали то, что им полагалось делать. Осматривали музеи. Играли симфонии. И читали на политинформациях последние директивы партии по вопросам культуры.

Закулисной работой занимался обслуживающий персонал. В данном случае подготовкой инструментов.

Оба рояля были погружены в машины и доставлены в концертный зал, где, по настоянию второго администратора, закрыты в отдельной репетиционной комнате.

— Чего они боятся? — удивлялись работники концертного зала. — Что мы их рояли по домам растащим? Или раскроем какие-то особые секреты настройки? Странные они люди, эти китайцы. Тащат с собой за тысячи километров инструменты, которые ничуть не лучше тех, что уже есть на месте. Стерегут, словно это скрипки Страдивари, которые можно утащить под мышкой… Странно. Видно, в этих роялях что-то такое есть особенное…

Работники концертного зала были правы. В роялях действительно что-то было… Точнее, в одном из них. Поэтому их и было два. Один — для дела. Другой — для отвода глаз.

На белом, том, что для отвода глаз, должны были играть солисты. На черном не должен был играть никто. Потому что черный рояль не был роялем. Он вообще не имел к музыке никакого отношения. Черный рояль был контейнером. Очень похожим на рояль. С откидной крышкой, клавишами и ножками. Но без концертного содержимого.