Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От грустных дум отвлекла карета скорой помощи. Привезла молодого человека, пытавшегося покончить с собой при помощи афобазола, препарата, применяющегося при лечении депрессий.
– Мать подсчитала, что он съел пятнадцать таблеток, – сообщил врач скорой помощи. – Афобазол принадлежал ей. Невропатолог выписывал. Во время промывания желудка парень пытался перегрызть зонд, но мы не позволили.
– Я все равно с матерью жить не буду! – заявил пациент, на вид человек из приличной семьи. Интеллигентное лицо, очки в недешевой оправе, глаза умные, но настороженно-недружелюбные.
– Разве для этого обязательно кончать с собой? – удивился Данилов, расписываясь в приеме. – Можно же просто переехать!
– Куда? Я студент! Мне квартиру снимать не на что!
– Значит, травиться единственный выход?
– В моем случае – да!
– Ясно, – вздохнул Данилов, присаживаясь на кушетку рядом с пациентом и разматывая манжетку тонометра. – Жалобы есть?
– Медицинских – нет!
– Отлично. Снимите, пожалуйста, рубашку. Посмотрим сперва, каково ваше давление...
Давление оказалось нормальным – сто пятнадцать на семьдесят пять. Пульс оказался шестьдесят два в минуту, сердце билось ровно, дыхание было чистое, следов от инъекций на теле не было. Ну, просто образцовый молодой человек.
Маша, заполнявшая первый лист истории болезни, к тому времени списала данные с паспорта и поинтересовалась местом учебы.
– РХТУ, – ответил пациент. – Российский химико-технологический университет имени Менделеева. Четвертый курс.
– А факультет какой? – спросил Данилов.
– Химико-фармацевтических технологий и биомедицинских препаратов.
– Так-так... – Данилов внимательно посмотрел на молодого человека.
– Что такое? – забеспокоился тот. – Одеваться можно?
– Одевайтесь, – разрешил Данилов, вставая с кушетки.
Он сел за стол и огорошил пациента неожиданным вопросом:
– Каковы были ваши истинные намерения?
– Не понял... – Молодой человек подошел ближе к столу.
– Вы посидите на кушетке, подождите, я еще в истории писать буду, – сказал ему Данилов. – И ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Как говорят милиционеры в кино, не для протокола. В истории я с ваших слов напишу, что вы намеревались покончить с собой...
– Так оно и было, доктор!
– Позвольте вам не поверить. Если бы вы были студентом Плехановки или ВГИКа, то я бы еще поверил, что вы рассчитывали умереть при помощи пятнадцати таблеток афобазола. Но студент четвертого курса химико-технологического университета, да еще и фармбиофакультета... Не смешите меня!
– Я запил таблетки вином, чтобы усилить действие!
– Да хоть водкой, – отмахнулся Данилов. – Все с вами ясно – родителей шантажировали...
– Не шантажировал, а защищал свои права, – пробурчал самоубийца-шантажист.
– Каждый волен выбирать свой способ. – Данилов начал заполнять историю болезни.
Визит заместителя директора по лечебной части аукнулся уже утром.
После пятиминутки Данилова пригласил в свой кабинет заведующий приемным отделением. Марк Карлович был не в духе – хмурился, смотрел в сторону, разговаривал резким тоном, то и дело дергал себя за бороду.
– Почему вы не сказали на пятиминутке, что вчера вечером в корпус приходил Максим Лаврентьевич?
– Я не думал, что об этом надо сообщать. Тем более что никаких замечаний по приемному отделению не было.
– Так уж и не было? – усомнился Марк Карлович. – А у меня другие сведения. Максим Лаврентьевич позвонил мне вчера вечером и поинтересовался, знаю ли я, что мои врачи берут на дежурстве деньги с родственников больных.
– Все было не так...
Марк Карлович выслушал Данилова не перебивая и не задавая вопросов. Только на лице было недоверие.
– Спросите у охранника и у Маши, – предложил Данилов.
– Какой смысл, Владимир Александрович? Смена всегда в доле.
– Марк Карлович, – Данилов поморщился от распирающей голову боли, – все же видели, что я возвращал деньги!
– Ну, вы как ребенок! Что же еще вам оставалось делать? Ясное дело – возвращать! Попробовали бы вы взять их при трех свидетелях, да еще при представителях администрации института.
– Марк Карлович, я вижу, мне не удастся вас переубедить. Давайте сразу перейдем к последствиям, которые может иметь вчерашний инцидент.
– Последствий не будет, – ответил заведующий приемным отделением. – Во всяком случае официальных, ведь денег вы не взяли. Но имейте в виду, что к вам теперь станут присматриваться.
– Воля ваша. – Данилов пожал плечами.
– Не исключено, что Максим Лаврентьевич устроит вам проверку, – предупредил Марк Карлович.
– То есть провокацию, – уточнил Данилов. – Подошлет кого-нибудь с деньгами?
– Если вы действительно не берете «левые» деньги, то вам нечего волноваться. Если берете – на снисхождение не рассчитывайте.
– Я понял. У вас все?
– Все! И знайте, что больше всего я не люблю, когда за чужие грехи меня отчитывают, словно мальчишку! – сорвался Марк Карлович. – Не могу я жить на работе и неусыпно следить за всеми!
– Не можете, – согласился Данилов и не удержался от того, чтобы не подпустить шпильку: – Но Максим Лаврентьевич, наверное, считает иначе.
– Идите домой, Владимир Александрович. – В устах заведующего отделением эти слова прозвучали как: «Шел бы ты, дружок-пирожок, куда подальше!»
– До свидания, – сказал Данилов и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.
Во дворе к нему привязалась пожилая женщина, судя по бодрости и напористости – явно родственница пациента.
– Скажите мне, молодой человек, что это такое? – Женщина произвела сморщенной рукой широкий жест, указывая на расположенные вокруг корпуса.
– Институт имени Склифосовского, – не останавливаясь, ответил Данилов.
– Я в курсе! – услышал он за спиной. – Но это больница при институте или институт при больнице?
Вопрос озадачил Данилова настолько, что он остановился и обернулся.
– А какая разница? – спросил он.
– Вы разве не понимаете?! Огромная! Если это больница, то надо жаловаться в министерство, а если это институт, то в Академию наук!
– Не мелочитесь – пишите сразу президенту! – посоветовал Данилов и ушел, не вслушиваясь в то, что кричали ему вслед.
«Сейчас еще не хватало встретить Ольгу и получить новое приглашение в гости», – подумал он и конечно же встретил.
– Привет! – Данилову показалось, что Ольга улыбается не своей обычной улыбкой, а как-то многозначительно, как сообщнику, что ли.