Жениха и невесту заслоняла массивная колонна. Уилл, вероятно, радовался этому обстоятельству, а Джесс была бы не прочь поглядеть. Раньше она никогда не бывала на таких церемониях. В Лидсе свадьба считалась анахронизмом вроде перманентной завивки или толстых подплечников. Свидетельством, что пара намерена оставаться парой, обычно бывало рождение второго, запланированного ребенка.

Косясь по сторонам, Джесс пришла к выводу: первое правило для гостей – с ног до головы облачиться в лиловое, или коралловое, или ярко-желтое – то есть в оттенки, непригодные для каждодневного употребления, по крайней мере в таких дозах. Теперь она видела: ее платьице совершенно не к месту, и не знала, благодарить ли Уилла за то, что не предупредил, или злиться на него. Впрочем, вскоре она вспомнила, с какой искренностью он хвалил ее наряд, и поняла: ей без разницы, годится платье для свадьбы или нет, главное, чтобы Уиллу нравилось.

Органист изобразил вступление к очередному псалму. Все поднялись. Уилл затянул намеренно не в лад, Джесс прыснула. Толкнула его локтем и запела громко, чтобы заглушить фальшь. Псалом был знакомый, они с бабулей певали его в старые времена, хором с воскресной телепрограммой. «Прости, Господь, нас, неразумных чад». В то мгновение, когда сопрано Джесс взмыло под церковный купол, их с Уиллом взгляды встретились, и в его глазах смех сменился удивлением, а потом и восхищением.

– Ну, вы сильны, мисс Моран. Вот так легкие! – пробормотал Уилл под замирание последних нот, под шорохи и шумы усаживающейся публики.

Его взгляд скользнул на грудь Джесс, и по ее коже побежали мурашки.

Церемония закончилась, молодожены и гости вышли на воздух, под яркий послеполуденный свет. Слышались поздравления (все говорили почему-то в нос), делались попытки расцеловаться (это было непросто, учитывая широченные поля дамских шляп). Новобрачные стали позировать под цветущими вишнями, в окружении целой толпы анорексичных подружек невесты. Тут-то Джесс как следует и разглядела счастливую пару. Боже, да это просто свадьба Барби и Кена – ни больше ни меньше! Свежеиспеченная миссис Саймон Холт в облегающем шелковом платье цвета слоновой кости, с миниатюрной тиарой на белокурых волосах была изящна, как статуэтка. Рядом с ней брат Уилла выглядел высоким, мужественным, гордым. А вообще Саймон Холт представлял собой отшлифованную копию Уилла. Если применять термины из области изобразительного искусства, Уилл казался наброском к картине импрессиониста – линии разной интенсивности нажима, на проработку деталей плевать, главное – запечатлеть порыв, настроение. Саймон же был словно диснеевский мультяшка, срисованный с живой кинозвезды. Вот он улыбнулся в объектив, и Джесс крайне удивилась, что по двум рядам его безупречных зубов не скользнул сполох, как в рекламе жевательной резинки.

Будто по заказу, налетел ветер, осыпал счастливую пару розовыми лепестками – гости ахнули от восхищения.

– У тебя есть конфетти? – спросила Джесс.

Уилл, облокотившийся на могильную плиту, был бледен. Видно, его опять тошнило.

– Увы, нет. Зато я нашел отличную альтернативу конфетти – дешевую, а главное, экологически чистую. Горсть гравия… О черт! Джесс, займи оборону. Враг у ворот.

Джесс подняла взгляд. Миниатюрная, изящная, ухоженная женщина в костюме из золотистого шелка отделилась от гостей и шла прямо к Уиллу, придерживая рукой в перчатке широкополую шляпу. Джесс приходилось слышать выражение «каменное лицо», но только сейчас она вполне поняла, что это значит.

– Где. Ты. Был. Вчера? – выдавила миссис Холт, умудрившись ни на миллиметр не разжать глянцево-розовых губ. – Я тебе весь вечер эсэмэски писала. Чуть с ума не сошла. Я была уверена, что ты в какой-нибудь сточной канаве мертвый валяешься.

– Тогда понятно, откуда этот похоронный вид. Разреши представить тебе Джесс Моран. Джесс, познакомься – это моя мама.

У Джесс не имелось опыта знакомства с представителями привилегированного класса, но интуиция подсказала ей: в такой ситуации будет уместно рукопожатие. Она протянула обе руки:

– Очень приятно, миссис Холт.

Мать Уилла ограничилась сухим кивком, Джесс осталась с протянутыми руками, будто манекен.

– Неужели я так много просила? Один-единственный раз от тебя требовалось появиться вовремя в определенном месте, без сюрпризов! – продолжала миссис Холт, буравя сына взглядом.

Уилл взял вытянутую руку Джесс, стиснул, привлек Джесс к себе.

– Я приболел. Вчера я скверно себя чувствовал, только испортил бы вам торжество. Если бы не Джесс, я бы и сегодня не смог приехать.

Породистое лицо миссис Холт с безукоризненным макияжем на миг исказила судорога отвращения. Было ли отвращение вызвано словом «приболел» или тем фактом, что сын обнимает дурно одетую плебейку, Джесс сказать не могла.

– Считай, что версия принята. Тебе повезло, как всегда. Твоя двоюродная бабушка Уинифред в последнюю минуту сообщила, что не может приехать, чем невольно освободила место для мисс Моран. Только, боюсь, вам придется временно расстаться. Мисс Моран, если я правильно помню, вы должны сидеть рядом с дядей Джулиусом. – Джесс досталась улыбка Круэллы Де Виль[31]. – Надеюсь, вы хорошо проведете время, мисс Моран.

К своему удивлению, Джесс действительно вовсе не скучала.

Может, причиной явилось шампанское, которое Джесс раньше всего один раз пробовала и, конечно, толком не распробовала. А может, то обстоятельство, что старички за столом видели Джесс впервые, не знали, кто она такая, где жила и чем занималась – хотя, по ее собственному мнению, известные выводы можно было сделать уже на основании одежды и манер. Как и ее соседи по столу, Джесс не соответствовала свадебному стилю, создавала диссонанс пастельным нарядам остальных гостей, общей атмосфере тщательно продуманной ретровоздушности. Дядя Джулиус сострил: дескать, там у них – розы да мимозы, а за нашим столом – одни сморчки. Всем присутствующим, кроме Джесс, давно перевалило за семьдесят. Джесс купалась в заботе и внимании и чувствовала себя отлично. Детство она провела с бабушкой, в последнее время часто посещала обеденный клуб – ей совсем нетрудно было общаться с людьми преклонных лет. Хохот дяди Джулиуса так часто раздавался за покрытым кремовой льняной скатертью столом, что скоро стало ясно – «сморчки» веселятся больше всех.

Впрочем, основная заслуга принадлежала Уиллу. Он сидел через два столика, рядом с ослепительной девушкой в платье оттенка лаймовой цедры, каковой оттенок подчеркивал салонный загар и грамотное осветление волос. Лицо у девушки было характерное для персон ее класса – на нем читалось высшее гуманитарное образование и спесь. Такие лица всегда выглядят недовольными. Девушка в лаймовом платье говорила без умолку, но ни разу не снизошла до улыбки. Уилл же умудрялся, учтиво ухаживая за своей соседкой, не сводить глаз с Джесс. Улучив момент, когда лаймовая девушка, не переставая говорить, равномерно распределяла очередной деликатес по всей поверхности своей тарелки, Уилл приставил к виску воображаемый пистолет и спустил воображаемый курок. В груди Джесс раздулся, приготовился взлететь огромный шар, накачанный счастьем; она поспешила выпить шампанского, чтобы шар оставался на месте.