Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я хорошо заплачу ему!
— Он и с платой продаст тебя. Таков уж нрав ногайцев!
— Богдане, — тихо позвала Анна, чуть раздвинув бархатные занавесы.
— Не пускай его, ради бога. Не то сверну ему шею! — сердито рявкнул гетман. — Совсем отравил меня, сатана, своими снадобьями! Вся душа прогоркла!
— Утихомирься, пожалуйста, не лекарь это. Прибыли послы из Московии и во флигеле с Виховским ожидают, чтобы ты принял их.
— Так чего же ты молчишь?! — накинулся на жену гетман. — Быстро неси бекешу! Пошли хлопцев звать полковников, есаулов и сотников. Виховскому скажи, что готов принять наших русских братьев.
Служанка принесла бекешу и помогла ему надеть ее. Гетман жалостливо посмотрел на себя. Одежда висела на нем.
— Всего два месяца назад едва на одну пуговицу застегивал бекешу. Теперь же висит, как на палке. Сильно высосала меня болячка! Но ничего! Были бы кости, а мясо нарастет.
Гетман плюнул на ладони и расправил свой поседевший чуб.
— Прибыли, наконец! — сказал он облегченно. — Садись, зять! Сегодня у нас высокие гости.
Полковники входили на цыпочках.
— Здорово, гетман! — негромко произносили они и сжимали его в своих железных объятиях. — Не задавила тебя болячка?!
— Не задавила! Казака смерть за здорово живешь не возьмет! — улыбнулся Богдан.
— Точно, как в той байке, — сказал Дорошенко. — Будто слег казак и несколько дней не подымается. Приходит к нему смерть с косой: «Пошли со мной, казачина!» — говорит. А он оттуда, с постели, запросился: «Погоди-ка, ты, паненка, немного, пока я сена накошу вон с той делянки. А потом, и пойдем. Но вот беда какая! Затупилась коса у меня, будь ласкова, дай-ка мне твою, иначе ждать долго придется, пока свою косу отобью». И не то, чтобы иначе, но знаю, что смерть отдала ему косу. Взял ее казак в руки — вжик! вжик! — и отхватил у смерти нос.
— Значит, избавился он нее казак? — рассмеялись полковники.
— Избавился, — сказал Дорошенко. — С той поры смерть курносой осталась!
Гетман окинул всех ясным взором и молвил:
— Я созвал вас, панове, чтоб сообщить великую весть: прибыли царевы послы!
— Вот добре, так добре! — загомонили полковники.
Хлух глянул в окно.
— А вот они и идут!
— Давай-ка перейдем в большую залу, — сказал Богдан.
Все последовали за гетманом, который шел с воеводой.
— Вот Василий Бутурлин, Алферов, дьяк Ларион Лопухин и Артамон Матвеев с ними, — говорил Хлух.
— Я слышал, что вернулись вместе с ними и наши послы: Лаврин Капуста и Герасим Яцкович с писарями, — добавил Дорошенко.
— И стольников несколько, — сказал кто-то из полковников.
Только успели они усесться на стулья, как вошел Виховский с послами.
— Здравствуй, многая лета, гетман Украины! — поклонились послы.
— Добро пожаловать, дорогие гости! — поднялся им навстречу Богдан Хмельницкий. — Прошу садиться, честные бояре!
Послы неспешно расселись и принялись степенно разглаживать русые бороды.
— Добрым ли был ваш путь? — осведомился гетман.
— Хвала господу, время стояло ясное! — сказал глава посольства боярин Василий Бутурлин, могучий синеокий человек, с румянцем во всю щеку.
— В добром ли здравии пребывает святлейший православный царь Алексей Михайлович?
— Слава богу, здоров, чего и твоей светлости желает!
— Мир ли в царстве?
— Не слыхать, чтоб совершались набеги.
— Это мы татар задержали. Не пускаем через Украину.
— Сидят теперь по своим норам татары, лапу сосут, — вставил Хлух.
— О сем деле известно нам, и царь благодарит тебя за добрую службу и шлет тебе четыре сороков соболей и флягу бальзама, на целебных корнях настоянного, здоровью благоприятного.
— Благодарим православного царя за заботу! — наклонил голову гетман.
Бутурлин достал из нагрудного кармана пакет и передал его в руки дьяку Лопухину. Тот поднялся, разломил печати, развернул письмо и размеренным и твердым голосом начал чтение. Все полковники, сотники и есаулы встали и стоя слушали царское послание. По мере того, как дьяк читал, лицо гетмана светлело, плечи распрямлялись, взгляд приобретал живость. Когда дьяк закончил, Хмельницкий широко перекрестился:
— Сбылись мечты наши вековые! Никакая сила теперь разъединить нас не сможет. С Россией навеки вместе!
— Навеки! Навеки! Навеки! — в едином порыве возгласили запорожцы, потрясая саблями.
Послы и гетман обнялись и трижды облобызались. Гетман на радостях обнял и воеводу Василе.
— Ни с чем не сравнимая радость, сват, ни с чем!
— Поздравляю тебя! Ежели и моя страна избавилась бы от поганского ига, радовался бы и я, — грустно вымолвил воевода.
— Придет время и для других православных, что сегодня страждут под пятой нехристей! Придет оно, сват, придет!
Гетман обернулся к своим полковникам и поднял над головой золотую булаву:
— Пускай во всех церквах бьют в колокола и кобзари разносят благую весть о нашем великом братстве. А все мы пойдем в собор и воздадим хвалу господу за благодать, что снизошла на нас!
И воевода пошел рядом с гетманом, думая о том, что когда он вновь вернется на княжение, то колебаться уж не станет. Он все сделает, чтобы связи между Молдавией и православным миром стали еще более тесными. Потому как отсюда идет надежда обездоленных народов, как солнце, что лик свой кажет с востока.
Вечером он возвратился к себе несколько приободренным. Луч надежды пробрался сквозь густую мглу тоски в его измученную душу. Утром однако же пришел казначей Йордаке, самый близкий из его советчиков, который последовал за ним в изгнание, и показал письмо, принесенное ходоком от брата его жупына Томы.
— Освободи меня, государь! Хочу вернуться на родину, — поклонился он. — Пишет брат мой, что никакой опасности нет для меня, что доброжелательным кажет себя Штефан Георге с нашими супругами. Никакого урона не нанес он им. И думаю я о жизни своей изгнаннической. И сжигает меня тоска... Окромя того, ежели на месте буду, то кошельком и словом поработаю и, быть может, спасу госпожу из темницы.
—