мои враги, ибо они коварно отрезали мне нос и уши». (С.В. Дашков в работе «Императоры Византии» пишет, что равеннцы не просто приняли активное участие в свержении Юстиниана, но еще и издевались над ним.) Приводя эпизод с тем, как воины Равенны отстояли от ареста римского папу Сергия, О.Р. Бородин пишет: «Воины защитили папу и лишь по его просьбе отказались от намерения убить императорского посланца протоспафария Захарию. Таким образом, наиболее активный в политическом отношении слой населения Равенны – вооруженные городские собственники – exercitus или militia – откровенно продемонстрировал свою нелояльность к императору. Именно это имел в виду Юстиниан, именуя равеннцев своими врагами. Но Равенну спасло от наказания низложение василевса, и в связи с этим можно высказать предположение: не было ли обусловлено участие в заговоре Иоанниция и других выходцев из Равенны тем, что уже тогда Юстиниан II готовил карательный поход против их родного города? Возможен и иной вариант: заговорщики из Равенны преследовали те же сепаратистские цели, что и их единомышленники на родине, но добивались их другими средствами; в их представлении новый, более слабый и мягкий василевс должен был оказаться более удобным и менее опасным для развития автономистских, а в перспективе и освободительных тенденций в обществе Византийской Италии. Так или иначе, в 695 г. на престол взошел император Леонтий, и Равенна получила длительную передышку».

Упоминаемый в цитате Иоанниций (Иоанникий) – единственный из равеннских заговорщиков, кого мы знаем по имени. Свою карьеру он начинал при экзархе Феодоре II, и Агнелл, считавший себя его родственником, оставил ему такой панегирик: «Во времена этого патриция в его дворце начал произрастать мудростью некий муж по имени Иоанникий. Не оставим в тайне причину, по которой мы предаем это гласности. По Божественному изволению случилось в это время умереть нотарию вышеназванного экзарха. Патриций оплакивал усопшего не только по причине его кончины, но более потому, что не имел подобного ему рассудительного мужа, который бы мог составлять императору послания или прочие записки, которые необходимо было готовить во дворце. Когда Феодор обнаружил свою печаль, приближенные сказали ему: “Да уклонится господин наш от какого-либо сомнения по такой причине: есть здесь один юноша, по имени Иоанникий, опытнейший писец, сведущий в Писаниях, богатый мудростью, осторожный в совете, правдивый в речи, осмотрительный в слове и исполненный всяческих знаний; он происходит от знатных родителей. Если сейчас прикажешь ему прийти и предстать пред твоим взором, тогда он будет угоден тебе, ибо знает греческий и латынь”. Услышав эти слова и возрадовавшись, патриций приказал юноше прийти. Когда же Иоанникий встал перед ним, то презрел его патриций в сердце своем, ибо юноша был худ телом и некрасив лицом. Но, ужаснувшись видимому, Феодор после полюбил невидимое. “Немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное”. Обернувшись к знатным людям этого города, патриций сказал: “Вы думаете, что он сможет заботиться об этом дворце благодаря своим знаниям? Я так не думаю”. И приближенные сказали ему: “Да прикажет господин наш расспросить его, и, если он не способен, пусть удалится”. Тогда патриций приказал принести послание, пришедшее ему от императора, которое было написано по-гречески; и сказал патриций юноше: “Читай”. А тот, упав к ногам Феодора, поднялся, и не понравился патрицию, и сказал: “Приказываешь ли, господин мой, чтобы я читал по-гречески, как написано, или латинскими словами?” Ибо греческим языком Иоанникий пользовался, как латынью, и латынью владел, как греческим. Тогда, восхитившись вместе со старейшинами и собранием народа, патриций велел принести указ, написанный латинскими буквами, и сказал, приказывая Иоанникию: “Возьми в руку этот указ и читай его греческими словами”. Тот, приняв указ, полностью прочел его по-гречески. Тогда патрицию понравился образ мыслей этого Иоанникия, и он восславил Бога, Который, унеся душу, возвратил тело, имеющее такую же душу. Феодор приказал, чтобы юноша никоим образом не ступал и шагу из дворца, если не по своей обязанности, но ежедневно находился бы у него перед глазами. Иоанникий так и делал; через три года император константинопольский приказал начертать послание к этому патрицию, в котором содержалось следующее: “Пришли ко мне того мужа, который пишет такие сочинения и поэмы, которые ты мне послал”. Нагрузив дубовый корабль различными необходимыми вещами, патриций отослал Иоанникия в Константинополь. Когда император увидел его, то не поверил, что он обладает такими знаниями. Но через малое число дней ученость Иоанникия воссияла, и он стал среди первых у императора».

Леонтий, впрочем, правил недолго: его войско, сдав арабам Карфаген и боясь ответственности, просто поменяло василевса: Леонтию отсекли нос и заточили в монастырь; воцарился Тиберий III (правил в 698—705 гг., казнен в 706 г.). Тем временем безносый низложенный император Юстиниан не смирился со своей участью; бежал из ссылки, женился на сестре хазарского кагана и пытался с помощью нового родственника отвоевать престол – однако каган, получив золото из Константинополя, готовился выдать Юстиниана Тиберию или позволить умертвить на месте. Дальше начался вообще детектив: беременная молодая жена предупредила любимого мужа, тот заманил поодиночке обоих прибывших к нему высокопоставленных убийц и задушил их петлей, после чего бежал к болгарам. На морском пути его застала страшная буря; один из рабов дал василевсу совет – в случае спасения простить своих врагов, на что Юстиниан ответил знаменитой фразой: «Если я пощажу кого-нибудь из них, то потопи меня Бог в этом море!» В итоге он с болгарско-славянским войском подошел к столице, но она его не впустила. Простояв три дня, он повторил операцию Велизария под Неаполем – с несколькими сотнями бойцов проник внутрь Константинополя по ранее разрушенному аварами акведуку и захватил власть (705 г.). Первым делом новый старый император, носящий золотую пластину вместо носа, начал мстить: патриарх был низложен и ослеплен, а прежние василевсы Леонтий и Тиберий казнены на Собачьем рынке. Над Равенной начали сгущаться тучи. Тогда там только-только сменились экзарх – преемником Феофилакта (правил в 701—705 гг.; с его правлением связаны глухие сведения о том, что ему, уже далеко не первому экзарху, в 701 г. было поручено арестовать папу римского Иоанна VI (655—705 гг., на кафедре с 701 г.), и что, как и в недавнем случае с Захарием и Сергием, воины Равенны помешали это осуществить) стал Иоанн III Ризокоп, и архиепископ – Феликс (на кафедре в 705—723 гг.). Свое правление равеннской кафедрой он начал с несогласия с Римом – ему там предложили дать подписку о признании решений Латеранских соборов и о соблюдении единства Церкви и государства, на что он дал решительный отказ: есть мнение, что Феликс вновь поднял вопрос об автокефалии. Эти дрязги с папским престолом заняли несколько лет, пока, наконец, василевс не решил расправиться с Равенной, куда после его повторного воцарения бежал Иоанникий. В 710 г. Юстиниан послал против Равенны целый флот во главе со стратигом Сицилии Феодором – тот, однако, открытых боевых действий не повел, но поступил чисто по-византийски; причалил вблизи города, пригласил к себе архиепископа, Иоанникия и всю равеннскую знать; мирно попировали в шатрах. На следующий день пиршества продолжились, теперь уже Феодор пригласил вчерашних гостей на свой корабль. По мере того как они поднимались на борт, их хватали, затыкали рты кляпами и бросали в трюм – так что находившиеся на суше ничего не подозревали до той поры, пока византийские корабли не отчалили. Вместе с тем оставленное на берегу императорское войско