У Цы сжалось сердце.

И в то же мгновение очередной удар гонга возвестил, что император завершает пиршество в Зале приветствий; чай и спиртные напитки будут подаваться в садах.

Все встали со своих мест. Кан подождал, пока соседи по столу, пошатываясь, медлительно двинулись к деревьям. Торговца бронзой пришлось поддерживать под локоть.

— От этой ночи так и жди сюрпризов, — заметил Кан. — Пойдем поглядим на представление.

* * *

Выйдя из зала на террасу, Цы заметил, что гости по-прежнему разделены на две группы: мужчины выпивают и смеются в галерее, а женщины заваривают церемониальный чай за столиками возле пруда. В ясном сиянии луны по воде плыли лебеди, в роще японских сосен горели фонарики. Цы подумал, что темнота может оказаться хорошим союзником, если он наконец встретится с убийцей. Ладони его покрылись потом — тело как будто предчувствовало схватку. А вот Кана, казалось, интересовал только торговец бронзой: министр все время смотрел в его сторону. Когда Цы отважился спросить о подозреваемом, министр велел ему ждать.

Одноглазый переговорил с несколькими мужчинами, которых Цы не знал, и наконец махнул ему рукой:

— Следуй за мной. Мы идем пить чай.

Тучный министр неожиданно преобразился: он с проворством кошки сбежал вниз по лестнице и юркнул в темноту. Цы шел за своим начальником через рощу, то и дело огибая группки людей, беседующих за столиками. Наконец они добрались до пруда. Специальная клетка, заполненная светляками, освещала стол, чайник, мужчин и женщин, сидящих вокруг. Цы решил, что здесь собрались старцы и куртизанки — иначе им не позволили бы сидеть вместе. Не дожидаясь приглашения, Кан устроился рядом с ними.

— Позвольте нам присоединиться…

Женщина средних лет приветливо улыбнулась министру:

— Будь как дома. А кто это с тобой?

Цы был поражен спокойной красотой этой дамы. Ей, должно быть, уже перевалило за сорок лет, но выглядела она моложе. Оказалось, они с Каном знакомы.

— Это Цы, мой новый помощник. — Министр подсел поближе к даме, освобождая место для Цы.

Цы оглядел собравшихся: четверо мужчин и шесть женщин непринужденно беседовали и беззаботно смеялись. Все мужчины были преклонных лет, однако их аристократические манеры и богатые наряды, по-видимому, компенсировали это обстоятельство в глазах куртизанок — те, за исключением пригласившей их дамы, были очень молоды. Но ни одна из девиц не обладала столь совершенными чертами.

Мужчин же Цы рассматривал абсолютно иначе: он предположил, что именно среди них и обнаружится убийца.

Пока женщина, на правах хозяйки стола, грациозно разливала чай по чашкам, Цы вглядывался в мужские лица. Напротив него сидел жилистый пожилой мужчина, пьяный уже настолько, что глаза его сами собой закрывались; но он одинаково похотливо таращился на каждую из юных куртизанок. Если бы он еще на что-то годился, то проглотил бы их одним глотком, не разбирая вкуса, точно вино из плошки.

Остальные трое, по мнению Цы, опасности и вовсе не представляли: пьяные старики, пускающие слюни от вида девчонок, которые годятся им во внучки.

Цы отпил глоток из чашки и вгляделся в мужчину напротив. Тот, заметив, ответил Цы взглядом, полным презрения.

— Чего уставился? Ты что, извращенец?

Цы опустил глаза. Он не справился с ролью незаметного наблюдателя и сразу привлек к себе внимание.

— Мне показалось, мы знакомы, — промямлил юноша и сделал еще один глоток.

Кан кашлянул. Когда Цы оглянулся в его сторону, министр сделал какой-то непонятный знак.

Старики продолжали пьянствовать и лапать девушек, а те хихикали в ответ. Цы чувствовал себя неловко за этим столом. Он не понимал, чего ждет Кан, почему бездействует. Но как тут можно действовать, Цы тоже не понимал. Он вновь перевел взгляд на подозрительного старика: тот пытался расстегнуть кофту на груди самой юной куртизанки; девушка не давалась.

— А ну-ка, сиди смирно! — разъярился худощавый и залепил девушке оплеуху. Цы вскочил с места, и буян обернулся на него. — А тебе чего?

Цы уже приготовился к драке, но Кан жестом велел ему успокоиться.

— Да как ты смеешь? — вмешалась хозяйка стола.

Голос ее теперь звучал твердо, властно. Цы удивился этой перемене.

— Это ты мне? — Старик готов был наброситься на женщину.

Цы сжал кулаки, но Кан вновь удержал своего помощника.

А хозяйка спокойно достала из рукава маленький флакончик.

— Да разве так покоряют девичьи сердца? — шепнула она худому, налила в чашку и предложила выпить.

— Что это? — Тот недоверчиво понюхал жидкость.

— Любовное зелье. Тебе не помешает.

Буян все еще сомневался. Потом, набравшись духу, сделал решительный глоток — и тут же изрыгнул напиток.

— Великое Небо! — взревел он. — Что это за отрава?

Женщина обнажила в улыбке ровный ряд зубов.

— Кошачий сок, — пояснила она.

Цы тоже улыбнулся. Кошачий сок — действительно сильное любовное зелье. Вот только способ его приготовления был, мягко сказать, малоприятным.

— Если ты когда-нибудь выжимал губку, ты меня поймешь, — объясняла женщина, снова наполняя чашку. — Живому коту молотком крошат все кости — только череп не трогают, чтобы он не перестал мучиться раньше времени. Потом надо дать котику отлежаться, потом опалить всю шерсть. Затем — ошпарить кипятком и приправить по вкусу. Варить в течение часа, сцедить отвар в кувшин — и зелье готово.

С жилистым творилось что-то странное. Его глаза нездорово заблестели и, не в силах ни на чем остановиться, закрутились в бешеном танце. Он явно растерялся. Попытался что-то сказать, но, верно, даже сам себя не понял. С трудом поднялся, выплеснул остаток зелья на траву и побрел прочь, извергая немыслимые ругательства. Остальные мужчины поплелись за ним следом, будто он был в их компании за главного, и куртизанок забрали с собой.

Кан расхохотался. Теперь, когда они остались у стола втроем, министр не спускал глаз с хозяйки. Он омыл руки и налил себе чаю. А потом со значением обратился к своему помощнику:

— Цы, познакомься с Лазурным Ирисом. Она — из рода Юэ Фэя.

Женщина склонила голову. Цы от изумления потерял дар речи. Он заглянул в самую глубину ясных глаз Лазурного Ириса, и ему стало страшно.

Когда Цы осознал, что перед ним — наследница славы и позора Юэ Фэя, ему показалось, что из его головы молотом вышибли мозги. Судя по всему, эта женщина, в ярком шелковом ханьфу, смотревшая на Цы светлыми газельими глазами, обладательница необыкновенной прически и поистине царственных манер, — эта женщина, как предполагал Кан, являлась подозреваемой по делу о жестоком убийстве трех мужчин.