— Но сэр Джеймс, даже если и планировал нечто подобное, в чём я очень сомневаюсь, то не достиг успеха!

— Именно поэтому я склонен помиловать этого недоумка, но взамен мне нужна голова Эдварда Торнтона, а ещё лучше, голова того, кто отдал Торнтону преступный приказ. Убийство русского царя не может быть не отмщено.

— Мои полномочия не столь широки, чтобы что-то подобное обещать. Я должен проконсультироваться с руководством.

— Телеграф вам в помощь, сударь. Советую обращаться прямиком к королеве, и предупредите её, что я намерен повесить всех англичан, причастных к цареубийству. Это для русских у меня нашлись смягчающие обстоятельства, а для англичан их нет со времён Ивана Четвёртого Великого.

— Прошу принять личное послание Её величества. — растерянно промямлил Генри Уэлсли.

К послу подошел дворцовый служитель с позолоченным подносом, и принял довольно крупный пакет.

— Я вас больше не задерживаю, сударь.

Красный как рак толстяк на иксообразных ногах неловко развернулся и поплёлся на выход.

— Экий он неловкий — задумчиво пробормотал полковник Власьев, присутствовавший при этом разговоре — А ведь полковник, значит в армии служил.

— Вы ошибаетесь, Андрей Антонович, он не полковник, а почётный полковник.

— А в чём разница, Пётр Николаевич?

— Разница такая же, как между государем и милостивым государем.

Власьев обладает незаурядным чувством юмора, большой ценитель шуток и каламбуров, но тут он не выдержал, и расхохотался самым неприличным образом.

— Пётр Николаевич, разрешите, я обнародую эту Вашу шутку! Клянусь, это самая точная и ядовитая характеристика незадачливого английского посланника!

— Как Вам угодно, Андрей Антонович. Что до личного послания королевы, то прошу его тщательно проверить, особенно на наличие каких-нибудь редких ядов длительного действия.

— Поищем, Пётр Николаевич.

— Ищущий да обрящет.

Мы обменялись понимающими взглядами, и полковник отправился по делам.

Обедал я в обществе супруги и двух монархов и принца: султана Абдул-Хамида Второго и короля Альфонса Двенадцатого, тоже с супругой. А принцем был Вильгельм со своей женой.

Операция по освобождению Вильгельма была проведена безупречно: пятнадцать «Аистов» приземлились на аэродром возле замка, в котором находился Вильгельм, полковник Степанов, лично знакомый с Вильгельмом вручил ему письмо с моим приглашением погостить в России, и Вильгельм после короткого совещания с женой и офицерами свиты, дал команду размещаться в самолётах. Уже на следующий день кронпринц со свитой находился в Петербурге. А генерал Кюненсдорф, прекрасно видя, что происходит, не сделал ни малейшей попытки помешать эвакуации кронпринца: все два часа, что русские самолёты находились в Пруссии, он висел на телеграфе, требуя от Берлина инструкций, но там никто не хотел брать ответственности на себя. И слава богу, всё закончилось благополучно.

Говорили мы по-немецки, поскольку этот язык знали все. Сначала поболтали на общие темы, а когда выяснилось, что новинки литературы и оперы исчерпаны, перешли к более животрепещущим вопросам. Для начала испанский король сообщил, что доктор Иванов совершенно излечил его от чахотки, и три независимых обследования не нашли следов столь долго терзавшей его болезни. Доктор Иванов за свой подвиг пожалован испанским грандом. Теперь у него имеется поместье по соседству с одним из королевских имений.

— Петер Николаевич — обратился он ко мне — доктор Иванов сообщил мне, что столь блестящего результата он добился благодаря новейшим лекарствам, созданным вашими химиками. Прошу Вас, пригласите их ко мне, я желаю достойно наградить этих замечательных учёных.

— Нет ничего проще, дорогой друг. Думаю, Вам будет удобно сделать это во время одного из балов, куда я приглашу этих людей.

— Петер Николаевитш — по-русски произнесла моё имя Августа-Виктория — Было бы замечательно, если Вы пригласите создателей чудесных самолётов, которые строятся теперь и у нас.

Вильгельм согласно покивал.

— Не только создателей самолётов, дорогой друг. — заявил султан Абдул-Хамид

— Думаю, мы все хотели бы наградить инженеров, спроектировавших и построивших авиационные заводы в наших державах.

— А ещё я хотел бы наградить офицеров обучавших первых пилотов Испании — добавил король Альфонс.

— Прекрасная мысль! — поддержал я — в течение недели нужные люди будут собраны, и церемония будет проведена. Это тем более уместно, что я собирался объявить о введении нового трудового законодательства и введения наград за трудовые свершения.

Уже в курительной комнате, когда мы остались в чисто мужской компании, раскуривая сигару, Вильгельм спросил меня:

— Петер, а не слишком ли жёстко ты обращаешься с англичанами? Мой отец, кайзер Фридрих изрядный англофил, он любое известие о твоих демаршах в сторону Лондона встречает просто фейерверком возмущения.

— Вилли, если бы Вы знали, какие фейерверки устраивают здесь мои собственные англофилы! Слава Богу, самые влиятельные из них уже достигли своего места работы на реке Джегдян, и, как следует из отчёта экспедиции, добыли первые килограммы золота.

— А Вы не планируете их простить?

— Не раньше, чем они добудут золота равное по количеству тому, что они растранжирили.

— Да-да, понимаю, эти люди не вернутся никогда.

— Отчего же? На Колыме богатые месторождения этого металла.

— Но