С бешено колотящимся сердцем Брайсон проворно проскользнул под днище «Бентли» и отыскал нужную точку. Днище бронированной машины в основном представляло собой одну сплошную пластину из литой стали, алюминия и полиэтилена, но имелся там небольшой участок с просверленными отверстиями: здесь находился воздухозаборный фильтр. Это и было второе уязвимое место «Бентли». В конце концов, даже пассажирам бронированного автомобиля нужно чем-то дышать. Брайсон быстро прижал к липкой поверхности алюминиевой фильтровальной панели, расположенной поверх вентиляционного отверстия, специально сконструированное радиоуправляемое устройство: его раздобыл Тарнапольский через своих московских знакомых, работающих в сфере частной охраны. Убедившись, что устройство держится прочно, Брайсон, извиваясь, прополз под машинами к открытому люку. Его никто не заметил. Брайсон забрался обратно в грузовик и опустил крышку люка.

– Ну, как? – поинтересовался Тарнапольский.

– Порядок, – отозвался Брайсон.

Тарнапольский позвонил водителю грузовика, перегородившего дорогу, и велел ему вернуться к покинутой машине и побыстрее уводить ее. Тем более что уже откуда-то начали доноситься завывания милицейской сирены.

Движение восстановилось несколько минут спустя. Гудки и ругательства наконец-то стихли. «Бентли», взревев мотором, двинулся вперед, оторвался от грузовика и продолжил свой путь по Калининскому проспекту. А потом он, как обычно, свернул налево, на тихую боковую улочку, в точности повторив свой утренний маршрут.

В ту же секунду Брайсон нажал на кнопку передатчика, который он держал в руке. Поскольку Тарнапольский следом за «Бентли» свернул на ту же улицу, они получили возможность сразу же полюбоваться на результат. Салон бронированного автомобиля моментально заполнился густым слезоточивым газом. «Бентли» швырнуло по пустынной улице из стороны в сторону; шофер явно потерял управление. Потом задняя и передняя дверцы машины одновременно распахнулись, и шофер и Лабов вывалились наружу, чихая, кашляя и пытаясь протереть глаза. Водитель старался нашарить висящий на боку пистолет, но безуспешно. Юрий Тарнапольский стремительно развернул грузовик, и они выскочили на тротуар. Брайсон выстрелил в шофера, и тот рухнул. Быстродействующий транквилизатор должен был отключить его на несколько часов, а эффект постнаркотической амнезии гарантировал, что у шофера останется мало воспоминаний о событиях этого вечера – если вообще останутся. Затем Брайсон подскочил к Лабову: тот валялся на тротуаре, захлебываясь кашлем и временно утратив способность видеть. Тарнапольский тем временем отволок шофера обратно к «Бентли» и усадил на водительское место. Откупорив бутылку дешевой водки, купленной недавно на улице, он влил изрядную дозу шоферу в рот, облил его одежду и оставил полупустую бутылку валяться рядом, на сиденье.

Брайсон огляделся по сторонам, проверяя, не видел ли их кто; потом, почти волоча Лабова за собой, он впихнул кашляющего человечка в неприметный крытый грузовик – таких в городе были многие сотни, и опознать его не смог бы никто. Особенно если учесть, что номера, заляпанные грязью, были фальшивыми.

* * *

В начале девятого Дмитрий Лабов уже сидел, привязанный к жесткому металлическому стулу, в большом пустом складе, расположенном где-то в районе Черемушек, неподалеку от оптового овощного рынка. Городские власти конфисковали этот склад у некоего татарского клана, пойманного на том, что они продавали продукты в рестораны, не платя никаких налогов.

Лабов оказался маленьким человечком в очках, с редеющими соломенными волосами и круглым пухлым лицом. Брайсон встал перед ним и произнес по-русски, с петербургским выговором, как учил его в Директорате преподаватель русского языка:

– Ваш ужин стынет. Мы очень хотим вернуть вас домой, пока ваша жена не начала беспокоиться. На самом деле, если вы раскроете карты и согласитесь с нами сотрудничать, никто даже не узнает, что вас похищали.

– Что? – возмущенно переспросил Лабов. – Вы сами себя дурачите. Уже все всё знают. Мой водитель...

– Ваш водитель находится в отключке на переднем сиденье вашей машины, а машина стоит у обочины дороги. Любой проезжающий милицейский патруль просто подумает, что водитель перебрал спиртного и спит.

– Если вы собираетесь накачать меня наркотиками, так давайте, – произнес Лабов, одновременно и испуганно, и вызывающе. – Если вы собираетесь пытать меня, можете начинать. Или просто убейте меня. Если посмеете. Вы хоть знаете, кто я такой?

– Конечно, – согласился Брайсон. – Именно поэтому вы и здесь.

– А вы представляете себе последствия? Вы знаете, какой гнев на вас обрушится?

Брайсон медленно кивнул.

– Гнев Анатолия Пришникова не знает пределов! Его не остановят никакие границы!

– Господин Лабов, пожалуйста, поймите – я не намерен причинять вам ни малейшего вреда. Я не трону ни волоска на вашей голове. Равно как не трону вашу жену Машу. Или маленькую Иришку. Мне просто не придется ничего делать – после того, как этим займется Пришников.

– Что за чушь вы мелете?! – побагровев, выкрикнул Лабов.

– Позвольте, я вам объясню, – терпеливо произнес Брайсон. – Завтра утром я лично отвезу вас в главное управление «Нортекса». Возможно, вы еще будете слегка одурманены транквилизаторами, но я помогу вам войти в здание. А потом уйду. Но все это будет зафиксировано скрытыми камерами. Потом ваш босс станет очень живо интересоваться, кто я такой и почему вы оказались в моем обществе. Вы объясните ему, что ничего мне не сказали.

Брайсон сделал краткую паузу, потом продолжил:

– И как по-вашему, он вам поверит?

Окончательно выйдя из себя, Лабов завопил:

– Я служил ему верой и правдой двадцать лет! Он не видел от меня ничего, кроме преданности!

– Нимало в этом не сомневаюсь. Но сможет ли вам поверить Анатолий Пришников? Вы знаете его лучше, чем кто-либо другой, – так ответьте сами на этот вопрос. Вы знаете, что это за человек и насколько он подозрителен.

Лабова начала бить дрожь.

– А если Пришников решит, что существует хоть малейшая вероятность того, что вы все-таки предали его, – как по-вашему, сколько он позволит вам прожить?

Лабов замотал головой. Глаза его были полны ужаса.

– Давайте, я сам отвечу на этот вопрос. Он позволит вам прожить ровно столько, чтобы вы успели узнать, что все, кто вам дорог, умерли ужасной смертью. Ровно столько, чтобы вы и все остальные твердо запомнили, какова плата за предательство – или за слабость.

Тут вмешался Юрий Тарнапольский, который до этого момента наблюдал за происходящим со стороны, лениво потирая подбородок:

– Вы же помните, что случилось с бедолагой Максимовым.

– Максимов был предателем!

– А он утверждал, что нет, – негромко произнес Тарнапольский. Он поигрывал своим служебным револьвером, полируя его ствол белоснежным носовым платком. – Вы знали его? И Ольгу, и их маленького сына? Некоторые думали, что Пришников пощадит малыша – тот ведь ни в чем не виноват...