* * *

Михаил поднял сонное лицо, наполовину освещенное трепетным огоньком свечи, спросил невнятно:

– Не спишь?

Я вздохнула, провела рукой по своим волосам, поправляя выбившуюся прядь. Язычок пламени на свечном фитильке нервно затрепетал, будто пойманный мотылек, а полупрозрачная тень от ажурного рукава моей ночной сорочки серым сполохом метнулась по стене.

– Мне кажется, что на меня все время кто-то смотрит, – пожаловалась я.

Михаил рывком привстал на локте: – Откуда, с какой стороны? Враг? Лазутчик?

– Нет, не думаю… – поднимаясь с кресла, я сладко потянулась. – На врага не похож. Взгляд такой, как бы сказать… внимательный, но отстраненный. И он вроде как отовсюду. Ни справа, ни слева – везде и нигде. Ерунда какая-то… Так и в Бога поверить можно – всеведущего и всевидящего.

– Иди сюда. – Михаил протянул руку. Я села на кровать. Он обнял меня за талию, сразу стало тепло и спокойно.

– Знаешь, что будет завтра? – спросила я.

– Ранним утром разбужу тебя поцелуем. Я засмеялась: – Разбуди. А потом мы напишем грамотку царову величию. Ответную. Вежливую. Мол, я всецело подчиняюсь вашей воле и в конце серпеня, в последних числах, прибуду к Вышеградскому двору.

Рука Михаила на моей талии напряглась: – Извини, но так нельзя! Мы уже с тобой говорили. Я тебе не позволю строить из себя жертвенную овечку!

– Чу-чу-чу… – я прикрыла его губы ладошкой. – Не горячись. В Вышеград я поеду обязательно. Но не через месяц, как пообешаю в грамоте, а прямо завтра. В крайнем случае – послезавтра. И ты будешь меня сопровождать.

Я отняла ладонь от его губ и погладила чуть колючую мужнину щеку.

– Вернее, это я тебя буду сопровождать. Потому что официально именно ты отправишься в столицу. Без меня. И всем встречным-поперечным будешь жаловаться на царову неми-лось: мол, всех князей на смотр пригласили, а Квасурова, бедного, забыли. То есть отрабатываем версию князя Володимира. А я при этом нахожусь возле тебя незримой тенью, предупреждаю об опасности в случае чего, и совместными усилиями мы собираем информацию. Которая мать интуиции. А также всех прочих озарений. Потому что озарения нам сейчас ох как нужны!

– Но что-то ты уже задумала, – проницательно отметил Михаил. – Так?

– Ничего я не задумала…

Я сняла с себя его обнимающую руку, поднялась и медленно прошлась из конца в конец по спальне.

– Не задумала. Но решила. Что не буду подчиняться вашим средневековым законам и столь же средневековой морали. «Глаз за глаз, ухо за ухо…» Я пришла в ваш мир сделать его хоть чуточку лучше, а не губить тысячи и тысячи жизней. Поэтому даже здесь попробую действовать гуманными, бескровными методами.

– Ты же вроде говорила, что не боишься крови?

– Когда она проливается в медицинских целях – да. Когда необходимо человека спасти, а не погубить. И кстати – именно такую меня ты и полюбил. А если я превращусь в типичную даму вашего времени – этакую курицу-наседку: трусливую и агрессивную одновременно… Которая то прячет голову под крыло, то готова любому глаза выцарапать… Но тогда меня, нынешней, не будет. Развяжем братоубийственную войну, начнем бойню – и что? Ты же меня первый и разлюбишь. Вот, допустим, я приспособлюсь к окружающей жестокости нравов, мы как-то там исхитримся перебить всех врагов и, таким образом, победим их – хотя это и весьма сомнительно… И что? Ты не думаешь, что при этом мы уже окажемся другими? Без любви, без высокого смысла – один звериный оскал! И зачем мне нужна будет такая жизнь?

Я тебя никогда не разлюблю! – торжественно сказал Михаил – Ха, – пренебрежительно махнула я рукой. – Давать такие обещания может только человек, совершенно не знакомый с законами психологии. Разлюбишь. Если все пойдет по вашему средневековому пути, еще как разлюбишь! Но оно не пойдет. Не знаю, что для этого нужно сделать, но постараюсь узнать. Для этого мне и нужна информация. Вся информация. Из голов князей, которые общались напрямую с царовым величием. Из лыцаровых голов. Потому что они треплются с другими лацарами. Да из каких угодно голов! В твою задачу входит как можно больше голов собрать для моего анализа.

– Анализ, метод, информация, психология… – горько пробурчал Михаил. – Это все красивые слова. Но нездешние. Может быть, где-то там, где ты жила раньше и куда тебе ходу теперь нет, они и имели смысл… Но в теперешней нашей с тобой жизни они напрочь лишены смысла, и рассчитывать на них…

– Да! – Гордо остановившись, я уперла руки в бока. – Пусть методы, которыми я решила действовать, больше похожи на попытку вручную остановить локомотив! Который летит на меня на всех парах! Пусть даже очевидно, что наиболее прогнозируемый исход моих усилий – это то, что локомотив вашей истории раздавит меня и даже не обратит внимания на мои наивные методы! Но попытаться я собираюсь! И ты… – Я опять присела на кровать, положила ладони на обнаженную грудь Михаила. – Ты ведь поможешь мне? А? Вдруг да что-нибудь у нас получится?

– Куда ж я денусь? – грустно сообщил мой супруг, увлекая меня в свои объятия.

* * *

Страшный раскат грома так шарахнул по барабанным перепонкам, что неоново-белый свет молнии, на мгновение озаривший тоннель из плотных ветвей деревьев, росших вдоль лесной дороги, по которой ползла моя карета, остался почти незамеченным. Дождь хлестал потоками, прокатывавшимися по крепкой крыше кареты с дробным цокотом, будто галопирующие кавалерийские эскадроны.

– Заворачивай сюда! – проорал кучеру злобный голос Михаила, пытающегося перекричать буйство стихий. Кажется, кучер Матюшка понял наконец, что ему приказывал князь. Карета накренилась, выворачивая направо из грязной дорожной колеи.

Неужели нашлось что-то для ночлега? Это было бы совсем неплохо среди этой грозы!

Лай дворовых собак и последующий стук отворяемых ворот убедили меня, что пристанище все-таки отыскалось.

Как только я приоткрыла дверцу, по запястью тут же пробежались смачные дождевые капли. Но я успела во вспышке очередной молнии увидеть приземистую рубленую избу, которая тяжело выпирала из мрака своим крыльцом, и широкий двор, окольцованный высоким забором из бревен, плотно подогнанных друг к другу и заостренных наверху, как пики. Не двор, а прямо крепость!

– Вот когда пригодился бы зонтик, о котором ты рассказывала! – прокричал Михаил, помогая мне выйти из кареты.

Его слова потонули в новом раскате грома, а сверкнувшая затем молния позволила заметить, что мы не первые путники, нашедшие приют на этом постоялом дворе: у ограды сбилось в кучу несколько подвод, чуть в стороне, в важном одиночестве высилась темная масса другой кареты с вычурными резными шишечками по углам крыши.

– Ты помнишь, что я твоя служанка? – спросила я, стараясь придать голосу строгость.

Но это было невозможно в окружающем шуме грозы. Как и наша попытка соблюсти конспирацию.