Во время съёмок в Вашингтоне Фридкин и Блэтти попали на одно из представлений мюзикла Боба Фосса «Прекрасная девушка» в Центре Кеннеди, где состоялась премьера постановки перед нью-йоркскими гастролями. Среди танцовщиц они приметили девушку с потрясающими ногами, по имени Дженнифер Нэйрн-Смит. Она работала в труппе Балета Нью-Йорка Баланчина. Перед тем, как получить свои 15 минут славы, танцуя в «Прекрасной девушке», она сблизилась с Фоссом, который параллельно встречался с другой танцовщицей — Энн Ринкинг. Дженнифер была родом из Австралии. Покинув родной дом в 17 лет, она училась в школе Лондонского королевского балета, а затем сыграла роль танцовщицы со змеями в злосчастной «Клеопатре» с Бёртоном и Тейлор в главных ролях. Джон Кэлли в это время находился в Риме, где продюсировал картину «Приключения молодого Хемингуэя», и послал ей телеграмму с предложением сняться в его фильме. «Я выросла в 50-е годы, притом в буше, видела лишь маленькие городки да стада коров, — вспоминает Дженнифер. — Мама строго-настрого наказала мне «не связываться с грязными продюсерами из Голливуда», так что доступные места у меня находились где-то чуть выше шеи и ниже колен. Как-то он заметил: «Я отказался от уик-энда в Монако в обществе Бетси Дрейк и принцессы Грейс, а ты не позволяешь себя даже обнять». По словам одного источника, Кэлли как-то, якобы, сообщил ей, что умирает от рака, а жить ему месяц — полтора. «Он домогался и домогался, и несколько лет спустя я всё-таки уступила ему в отеле «Мейфэр» в Лондоне, где до сих пор крахмалят простыни, — продолжает Нэйрн-Смит. — Я отдала драгоценное тело, вся в ожидании того, что за этим должно последовать, а он тихо исчез».

«Дженнифер была красоты неописуемой, — рассказывает Блэтти. — Я решил, что обязательно должен с ней встретиться». Продюсер позвонил танцовщице, а потом пожаловался Луису Ди Джиамо, отвечавшему за актёрский состав «Изгоняющего дьявола»:

— Представляешь, она не знает, кто я такой!

— Билл, а кто ты такой, Фрэнк Синатра, что ли?!

Блэтти попросил Луиса связаться с ней, но она так и не перезвонила. Дело было не только в связи с Фоссом: у Дженнифер был некий поклонник, который постоянно преследовал её и грозился расправиться с режиссёром, если она не ответит ему взаимностью. Кроме него, она встречалась с Раулем Хулиа, Барри Боствиком и ещё несколькими мужчинами. Как только «Прекрасная девушка» пошла в Нью-Йорке, Ди Джиамо сразу позвонил танцовщице и передал просьбу Билли Блэтти позавтракать с ней. На этот раз она согласилась и пришла в ресторан «Палм корт» отеля «Плаза». Воздыхатель был мрачен, постоянно вспоминал свою мать и попросил Дженнифер пойти вместе с ним на студию звукозаписи, где он пытался связаться с её духом посредством средств электроники. Она не могла устоять перед столь серьёзным отношением к потусторонним силам и согласилась. Блэтти недавно прочитал книгу одного латвийского психолога «Прорыв: связь с умершими через электронику» и считал, что уже близок к успеху — он «записывал» голоса отлетевших душ на магнитофонную ленту. Оператор студии «Эф энд Би Си-ко» на Уэст-Сайде включил запись и Блэтти воззвал: «Мама. Мама. Если ты слышишь, приди ко мне».

Пока Блэтти с головой ушёл в свои эксперименты, Фридкин навестил и его «курятник». Он тоже считал Дженнифер потрясающим созданием и начал откровенно ухаживать за ней. Отчасти потому, что она пользовалась спросом у мужчин. Её предупреждали о его натуре, но она не обращала внимания. «С одной стороны, я хотела избавиться от своего преследователя, — вспоминает Дженнифер, — да и сам Билл оказался очень притягательной личностью. Мог соблазнить одними идеями — говорил как раз то, что я хотела услышать. К тому же он только что получил награду Киноакадемии, был успешен и знаменит и вообще — большая умница. Когда он обратил на меня внимание, мне это, конечно, польстило — человека его уровня у меня и в помине не было». По её словам, Фридкин купил ей обручальное кольцо в форме слезы с бриллиантами «от Тиффани». Отметили событие в ресторане «Алгонкин».

Фридкин поглощал все, что относилось к культуре с аппетитом голодного самоучки, таская её за собой по всем музеям и концертам. Но Дженнифер никак не могла добиться от него рассказа о детстве: «Уильям словно старался откреститься от своего прошлого. Его бесила сама мысль о том, что он — еврей. Мозги у него были еврейские, а одежда — британская». Добавляет Блэтти: «Я уверен, что с детства в нём живет незаживающая рана «еврейства», потому что он привык противопоставлять себя и остальной мир, отсюда и его кредо — «я имею право делать всё, что захочу, потому что все вокруг меня ненавидят, а, значит, все они — мои враги».

Для Нэйрн-Смит отношения с Фридкиным казались «сногсшибательным путешествием», как модно было говорить в 60-е. Однако при всей его страсти к баскетболу в плане совершенства тела ему было куда стремиться. «Он привык питаться на ходу, вполне удовлетворяясь гамбургерами и хот-догами, — вспоминает Дженнифер. — Тело у него никуда не годилось: толстенный живот при жирных бёдрах и худых и длинных ногах. Срочно требовался спортзал и массаж. Его физическое состояние явно стало результатом тренировок прошлых лет». Как и все тогда, Фридкин носил длинные волосы и слегка затемнённые очки авиаторов, потому что, как говорила Дженнифер, «хотел спрятать за ними свои маленькие, как бусинки, глаза».

Финал «Изгоняющего дьявола» Фридкин собирался снимать в Ираке. Он настоял на том, чтобы она оставила выступления в мюзикле и погостила у родителей на Тасмании, пока его не будет в Америке. Двое из его близкого окружения, Джерри Мёрфи и «Толстый Томас», опасаясь действий со стороны преследователя, отвезли её в аэропорт на бронированном «Кадиллаке».

Теперь, когда он всецело обладал Дженнифер, охота неожиданно закончилась, а с ней — и романтическая влюблённость. Внимание к его женщине других мужчин больше не усиливало полового влечения к ней, а только раздражало. «Правда, народ вокруг продолжал жужжать, сплетничать, но Билли это выводило из себя и он наложил запрет на всё, что касалось меня. Он стал пугать меня, вёл себя как монстр, а однажды даже замахнулся. Я предупредила: «Ещё раз посмеешь, тут же исчезну». Но он продолжал давить, выискивать мои слабые места. Вы, наверное, знаете, что случается с женщинами, которых лупят — они уже не могут постоять за себя, замыкаются, теряют самоуважение, самоконтроль, своё «я». Это страшное зрелище. Так замкнулась и я».

Между тем производство отставало от графика всё больше и больше. На Рождество 1972 года Фридкин всё ещё снимал на студии «Фокс» в Нью-Йорке. На сцене выставили стол огромных размеров, доверху заваленный праздничной едой. Фридкин здорово напился и безуспешно пытался показать фокус со скатертью. Правда, хватило его только на то, чтобы заставить полететь «летающую тарелку».

Отснятый материал заставлял руководство волноваться, но это было ещё полбеды, потому что перерасход средств вообще вводил их в ступор. «Билли был совсем не в форме, не поддавался контролю, вёл себя агрессивно», — замечает Джо Хаймс с «Уорнер». «Стоимость картины превысила все мыслимые и немыслимые рамки, — вторит ему Дик Ледерер. — Своих начальников он довёл до белого каления, потому что требовал исполнения самых невероятных фантазий. Надо помнить, насколько непрост был этот фильм с технической точки зрения. Например, он хотел, чтобы в павильоне образовались настоящие сосульки. И на установку специального кондиционера ушло целое состояние, а Фридкин издевался, говоря, что не закончит работу, пока не получит то, что хочет. Производственные расходы стремительно росли и это, конечно, всех очень пугало».