Да уж, испугаться, пожалуй, было от чего. О внешнем виде говорить, думаю, вообще нет смысла. Я был в тапочках лагерного пошива, на мне была тонкая рубашка и сатиновые шаровары, – все это еще куда ни шло, но вот лицо, оно кого хочешь могло бы испугать, не говоря уже о женщине, да еще и при таких обстоятельствах, хоть дама эта и была нашей подругой по несчастью. Лысый, со впалыми, чахоточными щеками, с двухмесячной бородой и орлиным носом в придачу. Натуральный абрек.

Но могу поставить сто к одному, что я испугался еще больше. Моя природная робость перед женщиной да, наверное, и воспитание в придачу взяли верх над похотью и соблазном. Не говоря ей ни слова, я переполз на противоположную сторону нар, присел по привычке на корточки, облокотившись на перегородку, разделяющую купе, обхватил ноги руками и, вперив взгляд в это дивное создание, молча стал чего-то ждать, напрочь потеряв решительность и утратив всякую инициативу.

В ожидании неведомого в относительной тишине, под мерный стук колес и еле слышных вздохов из-за перегородки (а там находились женщины), прошло несколько минут. Мы стали оба понемногу приходить в себя. Мне почти не было видно лица незнакомки; но в том, что она очаровательна, я не сомневался ни на секунду.

Кто в сериале собственного воображения не обладает самыми прекрасными сюжетами! Рядом с ней лежал увесистый с виду баул, в котором она стала не спеша копошиться. Я же, услышав шаги конвоира, когда он поравнялся с нашим купе, попросил его приоткрыть немного окно в проходе – оно находилось прямо напротив нас.

Так я увидел кусочек неба в мелкую решетку, расцвеченного звездами. Они роились и мерцали во влажном воздухе. Вечерняя прохлада вперемешку с ароматом цветов, свежескошенного сена и чего-то еще ворвалась в вагон, напоив своим неповторимым ароматом весь этап, который молча бодрствовал, ибо по естественным причинам ни тем, ни другим было не до сна. Монотонный стук колес о стыки рельсов тоже успокаивал. Смущавшая нас тишина как бы отступила, а полная луна поделилась с нами своим серебристым светом.

Я не сводил глаз со своей попутчицы. И хотя мы сидели друг против друга, я до сих пор помню мельчайшие подробности в ее туалете, что же касалось ее облика, то это был ангел – так, по крайней мере, мне казалось в тот момент.

Но не только в первые часы нашего знакомства, но и много лет спустя она была все так же неотразима, если не сказать больше – она была богиней. В ее магической красоте было что-то терзающее: черные, уложенные в две тугие и толстые косы волосы, подчеркивающие благородную бледность лица, хрупкость в сочетании с жесткой линией подбородка, изумительного разреза изумрудные глаза, мягкий излом бровей и взгляд пантеры…

Лишь изгои да женщины умеют остро наблюдать, потому что их все ранит, а душевные страдания обостряют наблюдательность.

– Как вас зовут? – услышал я тихий и приятный, нежный голос своей попутчицы.

– Заур, – постарался ответить я как можно тише и спокойней, чтобы еще больше не напугать ее, ибо голосом меня Бог не обидел.

Но я зря переживал, потому что в следующий момент в ответ мне почти игриво и с легкой улыбкой на лице, насколько я мог заметить, прозвучало:

– А меня – Валерия.

Я, конечно, как и все мальчишки в юном возрасте, читал «Спартака» Джованьоли, но никогда бы не смог вообразить себе, что образ прекрасной Валерии предстанет когда-нибудь предо мною в образе не менее прекрасной арестантки, да еще и при таких обстоятельствах.

Сделав маленькую паузу и собравшись, вспомнив, что все женщины любят ушами, я постарался вложить в свои слова как можно больше тепла и сказал ей:

– Ваше имя и облик, милая Валерия, придают нашему знакомству почти романтический характер.

– Благодарю вас, Заур, вы очень любезны, но почему «почти» и почему, взобравшись сюда, вы отпрыгнули от меня как от ядовитой змеи?

Услышав два вопроса в ответ, я понял, что очаровательная Валерия уже успела прийти в себя. Сейчас уже не помню, в каких выражениях я постарался объяснить ей, что, несмотря на то что я преступник, я все же воспитан в строгих традициях горцев Кавказа, где женщину учат уважать сызмальства. Да и вид мой для подобного рандеву оставляет желать много лучшего. Думаю, более подходящего сюжета для «Красавицы и чудовища» драматургу было бы сложно отыскать. Но при всем сказанном я не забыл, конечно, упомянуть, какого я рода.

– Что же касается вашего первого вопроса, – продолжал я, – то, прошу прощения, я, откровенно говоря, немного растерялся, и, конечно, был не прав. Видите ли, в воображении своем я когда-то рисовал Валерию времен Суллы, и она была прекрасна, но теперь, увидев и услышав вас, она потеряна для меня безвозвратно.

– Отчего же, Заур?

– Видите ли, Валерия, в воображении своем я рисовал красавицу безгласной. Но ваш голос, Валерия, он бесподобен. Я уверен, что он способен вселить в сердце мужчины не только безумную любовь, но и остановить руку палача с секирой, занесенной над головой несчастного!

– Послушайте, Заур, вам не кажется, что мы говорим слишком громко, и не могли бы вы подвинуться поближе?

– Да, конечно, – ответил я уже немного потише.

Я не спеша приблизился к ней и сел напротив так, что, вытянув руку, легко мог обнять ее. Я думал, увидев меня вблизи, она испугается вновь, но ничуть не бывало, – она, казалось бы, не замечала моего уродства.

Тогда я понял, тут же вспомнив ее чудный голос, манеру держать себя и говорить, – она прекрасно воспитана. Что же побудило к столь отчаянному шагу эту юную леди, для меня пока еще оставалось загадкой, но не было никаких сомнений в том, что в самое ближайшее время она будет разгадана.

Как только мы оказались друг против друга, после минутной паузы Валерия тут же начала копошиться в своем бауле, доставая из него всякого рода яства и раскладывая их, не забывая отвечать при этом на мои скромные вопросы и задавать свои. Очень быстро скатерть-самобранка была накрыта как для пира. Чего тут только не было: деликатесы, о существовании которых я успел уже давно позабыть, и сладости, которые не ел годами. Я был тронут.

– Благодарю вас, Валерия, за вашу заботу и внимание, но, видит Бог, сейчас мне кусок в горло не полезет, это уж точно.

– Не беспокойтесь Заур, я об этом тоже позаботилась, только вот с некоторым опозданием.

Сказав это, она чуть наклонилась вправо и откуда-то из-за спины извлекла почти полную пол-литровую кружку с одеколоном. Тут я понял, откуда меня с самого начала преследовал запах парикмахерской.

– Вы уж не обессудьте, – сказала она ласково и просто, – но у конвоя, кроме одеколона, ничего другого не осталось. Если бы я знала раньше…

Мне показалось, что она вот-вот расплачется – так близко к сердцу она принимала эту проблему, считая ее очень важной, но для меня она таковой не была. Рядом с ней я готов был выпить яд, даже не моргнув глазом.

– Ну что вы, Валерия, все нормально, не расстраивайтесь, – сказал я, придав голосу особую теплоту. – Раз дуновение судьбы принесло сюда свежую розу из сада, то пусть этот тройной одеколон превратится в лучший дагестанский коньяк. И, пользуясь случаем, позвольте мне провозгласить тост в вашу честь.