современную живопись. Не знаю почему, но я считал тебя закоренелым консерватором.

В другом конце гостиной Миранда пыталась завести светский разговор с Флорой, но эта задача оказалась ей не по зубам. Ее поразило, насколько более уверенной стала Флора. Со своими изящно отполированными ногтями, гладкой кожей и в бледно-розовом костюме от Шанель, она выглядела как хозяйка этого поместья. Миранда с раздражением отметила про себя, что любой посторонний человек, скорее всего, принял бы ее за жену Маркуса, но никак не за любовницу или крестную дочь. Чувствовалось, что беседа с гостьей для Флоры не больше чем грустная обязанность. Когда Миранда похвалила ее наряд, Флора безразлично махнула рукой, показывая, что обсуждение гардероба ее не интересует, и ответила:

— Я купила его для Всемирного экономического форума в Давосе. Там было несколько праздничных ужинов, на которых нам пришлось присутствовать.

Краем глаза Миранда постоянно следила за Пелхемом и Мариной, которые робко сидели на краю дивана и о чем-то разговаривали с омерзительным Стюартом Болтоном. Что ж, они хотя бы прилично вели себя, чего никак нельзя было сказать о Поппи Темпл, которая стояла на руках, опершись ногами о стену. Если бы она была чуть повыше, то ее ботинки угодили бы в самый центр полотна.

Миранда не без удовольствия отметила, насколько лучше были одеты ее дети — Марина в платье из шотландки и Пелхем в скромной рубашке, темно-зеленых брюках из вельветовой ткани и блестящих ботинках со шнуровкой — по сравнению с Поппи в красно-белых полосатых рейтузах и ядовито-розовой юбке. Удивительно, как только Темплы позволили ей так нарядиться?

Мэри в который раз пыталась понять, почему же она приняла приглашение Маркуса, и надеялась, что Клара будет хорошо себя чувствовать в новой обстановке. Совсем недавно, в возрасте четырнадцати лет, она начала посещать школу для детей с ограниченными возможностями в Бристоле. Ей там очень нравилось, но она по-прежнему нуждалась в самом внимательном уходе, и Мэри волновалась, отправляясь вместе с ней на такой серьезный званый обед. Незнакомые люди с трудом понимали, что Клара пыталась сказать, и это всегда очень огорчало девочку. Как обычно, Мэри попробовала найти какие-нибудь общие черты у Клары и Маркуса и невольно вздрогнула. Клара подросла и теперь стала походить на Маркуса телосложением и осанкой.

Мэри знала, что ей не следовало приезжать сюда. Получив приглашение, она в очередной раз сказала Стюарту, что никуда не поедет, но потом Барбара Майлс завалила ее автоответчик посланиями с мольбами не отказывать Маркусу, и Мэри не сумела сохранить твердость до конца. Кроме этого, она испытывала странное желание показать Кларе дом ее отца, всего один раз, и, разумеется, она не собиралась рассказывать Маркусу и Кларе об их родстве. Глядя на дочь, Мэри всякий раз размышляла о том, каким необычным человеком могла бы она стать, окажись судьба к ней немного благосклоннее.

Замечательный человек, который должен был воспитывать и растить ее, уже давно лежал в могиле. Мэри очень хотелось надеяться, что Клара растет счастливым ребенком, но ее пугала беспомощность девочки. На Биллинг-роуд та постоянно следовала за матерью, даже в туалет. Иногда Мэри просыпалась по ночам и с ужасом глядела в темноту, представляя, что будет с дочерью, если она переживет мать.

— Прежде чем мы сядем за праздничный обед, — сказал Маркус, прося тишины, — я хочу показать вам новую картину, которую мы с Флорой приобрели на аукционе в Нью-Йорке пару недель назад. Коль скоро некоторые из моих крестных детей увлекаются современным искусством — Абигейль, Чарли, — уверен, это полотно будет для вас небезынтересным.

Он повел всех через каменный зал в библиотеку, которая, очевидно, служила и рабочим кабинетом. На огромном столе стояли пара компьютеров, множество телефонных аппаратов и оборудование для спутниковой связи. К своему удивлению, Мэри заметила несколько фотографий крестных детей Маркуса, сделанных в Вайоминге и на борту «Маклера».

— Смотрите и удивляйтесь, — сказал Маркус и, потянув за шнурок, раздвинул занавески, за которыми оказалась картина с полем подсолнухов.

— Святые угодники! — изумилась Абигейль.

— Ван Гог. Восхитительно, не так ли? Едва мы его увидели, сразу же поняли, что нужно брать. Верно, Флора?

Флора кивнула.

Джеми шепнул жене:

— Сколько может стоить эта картина?

Абигейль пожала плечами:

— Пятьдесят? Шестьдесят?

— Чего — тысяч или миллионов?

— Миллионов, конечно же. — Обращаясь к Маркусу, она добавила: — Это самый прекрасный Ван Гог, какого я когда-либо видела. Я слышала, что его выставляют на торги, но об их результатах ничего не сообщалось.

— Я договорился с аукционным домом за день до начала торгов, и они сняли эту картину. Да, кстати, мне бы очень хотелось, чтобы вы никому не рассказывали о том, что этот шедевр сейчас у меня. Джеми! Ни слова! Я могу на вас рассчитывать?

Все гости кивнули. Чарли, которому не очень-то понравилась новая картина, размышлял о ее будущем. Он лелеял надежду, что Маркус не оставит такую ценность какому-нибудь музею или, что еще хуже. Флоре. Гораздо разумней было бы продать полотна и разделить полученные деньги между всеми наследниками.

Они оказались в длинном обеденном зале, окна которого выходили на террасу. Влияние Флоры еще не достигло этого помещения, где на стенах по-прежнему висели невероятных размеров картины Клода Лоррена. В дальнем конце зала были накрыты два стола: большой — для взрослых и поменьше — для детей. Мэри, Абигейль и Миранда с тоской представили, что произойдет с их чадами, стоит им остаться за столом без присмотра.

— Мы решили разместить ваших отпрысков за отдельным столом, чтобы иметь возможность спокойно поговорить, — сказал Маркус. — Абигейль, я очень надеюсь, что твоя чрезвычайно активная дочь не будет развлекать нас во время обеда своим цирковым представлением. Боюсь, некоторым это может показаться довольно утомительным.

— Простите, Маркус. Уверена, как только она начнет есть, сразу же успокоится. — Ухватив Поппи, которая выделывала акробатические этюды на персидском ковре, Абигейль прошипела ей на ухо: — Даже не думай шалить.

Прекрати шататься без дела, садись за столик и нс шевелись.

— А ты разрешишь нам заехать на заправку, где продают мороженое?

— Все, что ни пожелаешь. Просто прижми задницу к этому стулу и помалкивай, хорошо?

В этот самый момент в комнату вошел Бартоломью в сопровождении двух официантов, которые несли первое блюдо — куропаток в краснокочанной капусте.

— Фу, что это такое? — спросил Пелхем, тыча в птицу вилкой и наблюдая, как из нее течет кровь.

Миранда подошла к нему:

— Это куропатка, на вкус — как курица. Давай ешь, и без разговоров.

— Но она вся в крови, меня тошнит.

— Пелхем, говорю тебе,