Я прочел Пэт письмо. Она заморгала и удивленно присвистнула:

– Что ж, тебе лучше сразу же браться за дело.

– Я… – Бумага вспыхнула, и я отшвырнул письмо в грязную тарелку. – Это что, у вас всегда так?

– Не знаю. Впервые вижу письмо от номера первого. И впервые слышу, что кому-то, пусть и на определенных условиях, была обещана аудиенция.

– Пэт, я не просил аудиенции. Я только хотел выяснить, что для этого нужно. И никакого прошения я никуда еще не посылал.

– Тогда подай его немедленно, чтобы не нарушить последовательность событий. Я помогу тебе – отпечатаю его на машинке.

Бесенята опять потрудились на славу. В углу огромной гостиной появились два стола: один – письменный, с аккуратно уложенными пачками бумаги и стаканчиком с перьями, а другой – какая-то сложная конструкция. Пэт сразу же бросилась к ней.

– Дорогой, похоже, что я все еще в твоем распоряжении. Теперь – как секретарь. Это новейшая, самая лучшая модель «Хьюлетт-Паккард», так что работать будет одно удовольствие. Или ты сам умеешь печатать?

– Боюсь, что нет.

– О’кей. Ты будешь писать от руки, а я – перепечатывать и править… Так что об ошибках можешь не волноваться. Теперь понятно, почему именно меня выбрали для этой работы. Не из-за моей очаровательной улыбки, а потому, что я умею печатать. Мои коллеги по профессии, как правило, печатать не умеют. Торговля телом гораздо проще стенографии или машинописи. Я – другое дело. Ладно, за работу! Это займет много времени – дни, недели, точнее сказать не могу. Хочешь, чтоб я спала здесь?

– А ты хочешь уйти?

– Дорогой, желание клиента – закон. Иначе нельзя.

– Прошу тебя, не уходи. – (Марга, пойми меня, пожалуйста!)

– Хорошо, что ты так сказал, иначе я бы расплакалась. Кроме того, настоящий секретарь должен быть при шефе круглые сутки – мало ли, что вскочит… в голову.

– Пэт, эту старую шуточку я слышал еще в семинарии.

– Ха, она еще до твоего рождения обросла бородой. Давай-ка работать.

Попробуйте представить себе листки календаря (которого у меня нет), переворачиваемые ветром. Манускрипт растет, но Пэт твердит, что совет князя Вельзевула следует понимать буквально. Пэт печатает в двух экземплярах все, что я пишу; один экземпляр хранится на столе, другой исчезает в тот же вечер. Опять бесенята. По словам Пэт, этот второй экземпляр отправляют во дворец, где он попадает на стол к Князю… А отсюда следует, что покамест я работаю удовлетворительно.

Меньше чем за два часа Пэт перепечатывает на машинке и распечатывает на принтере все, что я успеваю написать за целый день. Но я прекратил трудиться в поте лица своего, когда получил рукописное послание:

Записка была вполне аутентична, поскольку сразу же самоуничтожилась. Пришлось повиноваться. С радостью! Но я не намерен описывать здесь злачные места столицы Сатаны.

Сегодня утром я наконец достиг того места, где я писал (пишу) о том, что происходит в данный момент… Этот последний листок я вручаю Пэт.

Спустя примерно час после того, как я поставил предыдущую точку, раздался звон гонга. Пэт вышла в прихожую, быстро вернулась и бросилась мне на шею:

– Это прощальный поцелуй, милый. Больше я тебя не увижу.

– Как это?

– А вот так. Сегодня утром мне сказали, что я выполнила задание. И еще – я должна тебе кое в чем признаться. Дело в том, что я ежедневно писала на тебя докладные. Умоляю, не сердись на меня. Я профессионал, работаю в имперской службе безопасности.

– Будь ты проклята! Значит, каждый поцелуй и каждый страстный вздох – притворство?!

– Ни один из них не был притворным! Ни один! И когда ты отыщешь свою Маргу, передай ей от меня, что она счастливица.

– Сестра Мария-Патриция, это еще одна ложь?

– Святой Александр, я тебе никогда не лгала. Ну, замалчивала всякие пустяки, о которых не могла говорить… – Она разжала объятия.

– Эй! А ты не собираешься поцеловать меня на прощание?

– Алек, если бы ты хотел меня поцеловать, ты бы не стал спрашивать.

А я и не спрашивал, я взял и поцеловал. Если Пэт притворялась, значит она непревзойденная актриса.

Во дворец меня должны были проводить два огромных падших ангела, закованные в латы и вооруженные до зубов. Пэт упаковала манускрипт, объяснив, что я должен взять его с собой. На пороге я остановился:

– Моя бритва!

– Проверь карман.

– А как она там очутилась?

– Милый, я знала, что ты сюда не вернешься.

Я еще раз убедился, что в компании с ангелами умею летать. Прямо с балкона, вокруг «Сан-Суси Шератон», через площадь – и вот мы на балконе третьего этажа дворца Сатаны. Потом через множество коридоров и вверх по крутой лестнице с очень высокими ступенями, явно не предназначенными для людей. Я начал спотыкаться, один из моих провожатых схватил меня и поддерживал, пока мы не добрались до вершины, и все это молча – ни тот ни другой за всю дорогу не промолвили ни слова.

Распахнулись колоссальные бронзовые створки, изукрашенные барельефами не хуже врат Гиберти, и меня втолкнули внутрь.

И я увидел Его.

Сумрачный, задымленный зал, вдоль стен – вооруженные стражники, высокий престол, а на нем – некое существо, раза в два больше обычного человека. Существо выглядело как традиционное изображение дьявола на бутылках слабительной минеральной воды «Плуто» или на жестянках пикантного мясного паштета: хвост и рога, горящие глаза, вилы вместо скипетра, отблески пламени на багровой коже, бугрящиеся мускулы. Я напомнил себе, что Князь Лжи являет себя в каком угодно обличье; очевидно, сейчас он решил меня припугнуть.