На формирование походных колонн, боевого охранения и необходимый отдых после боя ушло порядка двух часов. Но не успел Кабаяси отдать приказ выступать, как из-за цепи высот, за которыми расположилась японская артиллерия, послышалась орудийная стрельба. Ну конечно, зло сжал зубы капитан, на артналет по русским окопам — снарядов не нашлось. На поддержку лобовой атаки пехоты — тоже. А сейчас куда они палят, эти чертовы артиллеристы? Наверняка «салют в честь победы». С удивлением ожидая посыльного с разъяснением, что все это значит, ибо разрывов снарядов он не наблюдал, Кабаяси предпочел отложить начало преследования. Однако возвращения молодого курсанта, исполняющего роль делегата связи (при каждом взгляде на юного самурая Кабаяси вспоминал себя во времена войны с Китаем), он не дождался, а вместо этого из-за холмов показался… Железнодорожный состав!

Кабаяси от удивления открыл рот, что для прекрасно владеющего собой японца, офицера и джентльмена, было совершенно не характерно. Но его оплошности никто не заметил — на приближающийся поезд глазели все. Нет, капитан понимал, что все по настоящему боеспособные части сейчас, после атак русских позиций «лежа отдыхали», изображая подготовку к маршу. Он и правда не ожидал многого от того полка, что был направлен три дня назад на северо-восток навстречу соединениям, которые уже должны были форсировать Ялу, а остальные тыловые части вообще, по мнению капитана, доброго слова не стоили. Но ПРОПУСТИТЬ ПАРОВОЗ С СОСТАВОМ до линии русских укреплений сквозь внешнее кольцо блокады, сквозь все тыловые части, сквозь позиции артиллерии в конце-концов? Что могло помешать остановить его стрельбой из орудий, хотя бы и прямой наводкой? Что ж, тем лучше для него и его сводной группы — теперь весь груз на законном основании достанется им.

Криком выведя полк из оцепенения, капитан отдал приказ выдвигаться бегом к насыпи и, если паровоз не остановится добровольно — открыть огонь по рубке и, при необходимости — котлу. Сам он не удержался и в первых рядах побежал в сторону приближающегося поезда. По мере приближения состав все больше и больше казался Кабаяси каким-то неправильным…

Почему одна платформа и один вагон поставлены впереди паровоза? Что это за дым идет из хвоста поезда — пожар от попавшего японского снаряда или второй паровоз? А если второй паровоз, то зачем — состав не такой уж и длинный? И что же это за груз, который русские настолько упорно пытаются провезти в Порт-Артур? И почему за первым поездом дым поднимается к небу еще гуще, как будто там еще пара составов тянется? Вопросов становилось все больше, и их масса превысила критическую, когда за первым поездом из ложбины действительно показался второй. Отдать хоть какой-то приказ или даже просто придумать, что именно приказать, Кабаяси уже не успел. Головной поезд взорвался огнем. По бегущей к нему японской пехоте с обоих бортов БРОНЕПОЕЗДА били по пять пулеметов, а с головной и хвостовой площадок часто рявкали по паре маленьких, но вредных пушек Барановского. Иногда редко, скорострельность немногим лучше выстрела в минуту из-за картузного заряжания, но солидно рыкали и башенные 87-мм пушки.[76]Они абсолютно устарели для флота и их с радостью вымели с флотских складов, но на суше мощные шрапнельные снаряды весом в шесть килограммов, которых во Владивостоке нашлось превеликое множество, были еще весьма актуальны.

В рубке легкого бронепоезда «Добрыня Никитич» Балк, наблюдая за мечущимися по полю под ливнем шрапнельных и пулеметных пуль японцами, задумчиво проговорил, обращаясь к Михаилу.

— Больше так легко не будет… И так три раза мы их накрыли, сыграв на эффекте неожиданности. Сначала передовой отряд, который невесть зачем перся вдоль железки; потом на станции, когда их артиллерию проредили; и вот эти. Теперь если еще провести эшелоны удастся, то первым в церкви свечку поставлю. Странно, почему же нас японцы не так уж и активно обстреливали из орудий?

— Простите, товарищ лейтенант, но вы ЭТО называете «не активно»? — как обычно, влез поручик Ржевский, во все дырки затычка, — да у нас у всех броневагонов крыши сейчас не стальные, а свинцовые от расплющенных шрапнельных пуль! Хорошо хоть, мы и у эшелонов крыши железом накрыли, а то привезем в Артур кучу раненых вместо подмоги.

— Эх, молодо-зелено, поручик, — усмехнулся, не отрывая бинокля от глаз, Балк, — не были вы под настоящим обстрелом… Вы бы лучше задумались, какого хрена они по нам вообще шрапнелью стреляли? Да уже после первых снарядов должны были понять, что нам это как слону дробина, и перейти на гранаты. Так нет же, почти каждая новая батарея дает по несколько залпов той же шрапнелью, и все![77]Хорошо, что у них переменных трубок нет, а то бы нам и шрапнели «на удар» хватило. Не намного хуже бронебойного снаряда работает. Ладно, будем считать, что прорвались мы божьими молитвами. Теперь только дойти до разъезда на Талиенван, пропустить эшелоны с пехотой и боеприпасами дальше в Артур, а мы втроем с «Ильей Муромцем» и «Алешей Поповичем» начнем показывать японцам, что такое мобильная оборона с широким использованием флангового пулеметного огня при артиллерийской поддержке на колесах.

Наполеоновские планы Балка были прерваны взрывом снаряда серьезного калибра в паре сотен метров от контрольной платформы. Взлетев по трапу в башню, Балк покрутил по горизонту обзорный перископ и остановил его, уставившись в сторону моря. Сверху донеслась грязная ругань.

— Какая-то блядская калоша-канонерка под берегом болтается, наши пукалки ее разве что поцарапают, а на ней одна дура калибра… Ну, на глаз дюймов так восемь-девять, и если современная и скорострельная Армстронга — то нам хана. С «Ильи Муромца» ее пока не видят и минут пять еще обстреливать не смогут. Если старье Круппа — то у нас еще есть шанс, там и скорострельность — выстрел в две минуты, и точность соответствующая.[78]Вроде у них еще что-то установлено на корме, но зачехлено почему-то. Машинное, тьфу, блин… На паровозе — полный вперед!