Пока Тимошенко, не читавший Сунь-Цзы, изматывал свои войска, немцы гораздо меньшими силами смогли создать угрозу его флангам и коммуникациям. Как только его части вышли к Харькову, 1-я танковая армия Клейста нанесла удар южнее Барвенкова. Это было полной неожиданностью для советского командования! Но вместо того чтобы отвести свои войска на восток, Тимошенко продолжил наступление. 23 мая немецкое кольцо вокруг армий Юго-Западного фронта замкнулось. По советским официальным данным, наши потери под Харьковом составили 170 000 человек. Погибли генералы Ф.Костенко, А.Городнянский, К.Подлас и другие, многие попали в плен. Еще больше – застрелились, предпочтя плену смерть.

Несгибаемая воля маршала Тимошенко, проявленная им в этом наступлении, впечатляет еще больше, если вспомнить о том, что немцам с самого начала операции были известны все ее детали. Незадолго до наступления командующий 48-й армией генерал Самохин, летевший из Москвы с утвержденными Ставкой оперативными картами, попал в плен. Летчик, пилотирующий самолет с генералом, потерял ориентировку, перелетел линию фронта и совершил посадку на немецкий аэродром.

Тимошенко посчитал излишним вносить в оперативные планы сколько-нибудь значимые изменения, не говоря о том, чтобы отложить наступление или вовсе отменить его на данном участке фронта.

Трагедия под Харьковом сильно ухудшила положение советских войск на южном направлении, но даже и после таких чудовищных потерь Красная армия обладала двукратным численным превосходством над вермахтом. Девятистам тысячам немцев, наступающих на Кавказ и Сталинград, противостояли миллион семьсот тысяч красноармейцев и командиров.

Стоит отметить разницу в самом подходе к руководству своей страной и ее вооруженными силами у Гитлера и у Сталина. Энергичный и экспрессивный Гитлер непременно желал составить личное представление обо всех происходящих событиях. Он немедленно прибыл в Париж после его падения в 1940 году, причем не только для того, чтобы насладиться своей победой и унижением французов. У Гитлера было оборудовано несколько командных пунктов по всей Европе. Под Винницей, то есть за пределами Рейха, на оккупированной советской территории, у него был свой бункер, откуда он не только руководил действиями своих войск на Восточном фронте, но и контролировал положение на других фронтах, наконец, руководил государством, финансами, экономикой, партией, так как являлся рейхсканцлером и фюрером германской нации. И все – из бункера, вкопанного в землю за сотни километров от Берлина.

Сталин не разменивал себя на суету. Он руководил страной и армией из своего кремлевского кабинета, покидая его только для отдыха на кунцевской даче. За все четыре года войны он только несколько раз, пальцев одной руки хватит пересчитать, сколько именно, отклонялся от этого маршрута. Ездил, например, в Тегеран и Ялту. Он не просто не видел полей сражений с тысячами разлагающихся трупов своих и немецких солдат, чадом горящей резины, обгорелыми останками техники, покореженными орудиями, разбитыми блиндажами. Он даже не побывал в штабе ни у одного из своих командующих фронтом. Он не видел солдатских глаз. Они многое могли бы сказать ему. За всю войну он ни разу не зашел ни в один госпиталь, чтобы подбодрить раненых и увечных, его носа не достиг госпитальный запах гноя, карболки и разлагающейся плоти, разъедаемой паразитами. Не видя и не прочувствовав всех повседневных ужасов войны, Сталин, в отличие от Гитлера, мог думать спокойно и без эмоций принимать решения. Это с его языка сорвалось изречение: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллиона – статистика». И это не просто красное словцо или удачный афоризм. Это – формулировка государственной политики СССР в отношении своих граждан. Это руководство к действию для миллионов чиновников в форме и штатском на десятилетия вперед. Ныне и присно и во веки веков.

Понятно почему, после того как группировка Тимошенко попала под Харьковом в окружение и советские генералы, чтобы избежать плена, стрелялись один за другим, Сталин выслал за маршалом самолет, предоставив десятки тысяч своих солдат и командиров их собственной участи. И Тимошенко, виновный в массовой гибели советских людей, не только не был расстрелян, но и даже не попал под суд военного трибунала.

После того как под Сталинградом 6-я армия Паулюса попала в окружение и была ликвидирована, эмоциональный Гитлер объявил по всей Германии трехдневный траур. Но ни в одной сводке Совинформбюро вы не найдете ни одной трагической строчки. Ни разу за время войны Страна Советов не оплакала ни одной из десятков своих погибших дивизий, ни одной полегшей в землю армии, лакируя победными салютами и бравыми реляциями просчеты своего руководства и свои чудовищные, непостижимые для остального мира потери!

Москва, 28 мая 1942 года.

Головин сидел в своем служебном кабинете. Если бы кто-нибудь, упаси его боже, без разрешения вошел бы сейчас в его кабинет, то он удивился бы той позе, в которой генерал выполнял свой воинский долг. Начальник ГРУ развернул стул спинкой к письменному столу и сидел на нем, положив подбородок на ладонь. В этой почти роденовской позе он смотрел на стену, где висел портрет Сталина.

«Товарищ Сталин, товарищ Сталин, – думал он, глядя на портрет любимого вождя. – Вы, пожалуй, единственный, кого я не понимаю в нашей стране, единственный, кого я не могу просчитать. Какие курбеты вы выкидываете! Как ловко скрываете свои планы! Как искусно прячете свои стратегические замыслы не то что от посторонних – от ближайшего окружения! Если бы вы не помогали Тельману в начале тридцатых, Гитлер, возможно, и не пришел бы к власти. А взять тридцать девятый год. Как вы ловко все устроили! На одну чашу весов посадили англичан и французов, на другую – немцев, и спокойно смотрели, кто больше даст. Кто во всем мире в марте 1939 года мог предположить, что возможно хоть какое-то сближение между СССР и Германией? А в июне – кто? А в августе – бац! И нате вам «Пакт Молотова – Риббентропа». И двести миллионов золотых марок в копилку Страны Советов – как с куста. И огромный кусок территории к западной части Советского Союза. От чухонских болот до Карпатских лесистых гор.

Что же сейчас-то произошло? Куда вы нас всех в очередной раз повернули? Может, товарищ Сталин, я не соответствую занимаемой должности, раз не могу понять вас и ваших великих замыслов? Хотя вроде не дурак, орденами вы меня награждаете. Две звездочки в петлицы вставили».

Сталин ласково и лукаво улыбался с портрета, как бы отвечая: «Не волнуйтесь, товарищ Головин. Работайте спокойно. Я знаю вас и ценю как толкового работника. А замыслов моих никто в мире понять не может. И не должен никто понимать. Прочитайте еще раз Макиавелли».

Головин не сошел с ума и не ударился в лирику. За его спиной, на рабочем столе, среди прочих бумаг лежали три документа, внимательно изучив которые, он и повернулся к портрету.

Первый документ был известен во всем мире, он публиковался в советской и зарубежной печати.

Соглашение между правительствами СССР

и Великобритании о совместных действиях