Чингис терпеливо ждал, когда Хачиун вернется с Джучи, Чагатаем и Угэдэем. Брат подвел к нему сыновей, сам отошел в сторону. Краем глаза Хачиун смотрел на Чингиса, сидевшего на грубом одеяле, скрестив ноги, и троих мальчишек, стоявших перед ним. Хан молча налил каждому сыну огненного напитка, и мальчики взяли чаши в правую руку, по обычаю придерживая локоть левой — чтобы было видно: они не прячут оружие.

Хан окинул сыновей придирчивым взглядом, отметил, как хорошо они держатся. На Джучи были новые доспехи, немного ему великоватые. Чагатай был в старых, тех, которые Чингис подарил ему несколько месяцев назад. Только Угэдэй надел традиционный стеганый халат — дээл. Для десятилетнего мальчика не нашлось кольчуги по размерам даже среди доспехов, которые достались монголам после битвы в ущелье. Младший сын взял чашу арака неохотно, но сделал глоток вместе с братьями, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Мои волчата, — произнес Чингис, улыбаясь. — К тому времени как я вновь вас увижу, вы станете взрослыми мужчинами. Вы попрощались с матерью?

— Да, — ответил Джучи.

Хан посмотрел на сына и удивился враждебности в его глазах. Разве он, Чингис, заслужил ее?

Бросив на Джучи хмурый взгляд, Чингис обратился ко всем троим:

— С вами не будут обращаться как с ханскими сыновьями. Я попросил об этом ваших темников. Мои сыновья не должны выделяться. Будете скакать вместе с остальными воинами, а когда настанет час битвы, никто не бросится вас спасать только потому, что вы дети хана. Понятно?

Радостное настроение, похоже, покинуло мальчиков, улыбки исчезли с их лиц. Сыновья по очереди кивнули отцу. Джучи осушил чашу, поставил ее на одеяло.

— Вас сделают командирами, только когда докажете, что вы сообразительнее, сильнее и отважнее других воинов, — продолжал Чингис. — Никто не захочет быть под началом у дурака, даже если этот дурак — мой сын. — Он замолчал, дав сыновьям обдумать его слова, посмотрел на Чагатая. — И все же вы мои дети. Я надеюсь, что вы это докажете. Другие воины будут думать о предстоящем сражении или о прошедшем. А вы должны думать о племенах, которые поведете за собой. Надеюсь, что вы отыщете людей, достойных доверия, и завоюете их преданность; что вы будете добиваться повышения, не жалея себя. Если испугаетесь — прячьте свой страх. Его причина со временем исчезнет, и никто не узнает, что вы боитесь. Вас запомнят по тому, как вы себя держите. — Чингису нужно было многое сказать сыновьям. Он радовался, видя, что даже Джучи внимает каждому его слову. Кто научит их править людьми, если не отец? Это его последний долг перед сыновьями, пока они еще не стали взрослыми. — Когда устанете — никому не говорите об этом, и люди подумают, что вы выкованы из железа. Не позволяйте другим воинам высмеивать вас, даже в шутку. Люди часто задирают друг друга, чтобы увидеть, у кого хватит сил противостоять насмешкам. Покажите, что вы не из пугливых. А если вам придется вступить в драку — деритесь.

— А если насмехаться будет командир? — тихо спросил Джучи.

Чингис строго посмотрел на сына:

— Я видел, как люди в ответ улыбаются, или опускают голову, или начинают дурачиться, вызывая смех других. Вы никогда не сможете командовать, если будете поступать как они. Выполняйте приказы, сохраняя достоинство. — Он на миг задумался. — С этого дня вы уже не дети. Ты тоже, Угэдэй. Если вам придется драться — даже с другом, — постарайтесь свалить его с ног как можно быстрее и бейте изо всех сил. Убейте, если потребуется, или пощадите, однако опасайтесь сделать человека своим должником. Люди ненавидят тех, кому должны. Тот, кто осмелится поднять на вас руку, должен помнить, что ставит на кон свою жизнь, — и проиграет. Если не сумеете победить сразу — отомстите позже, даже если это будет последним делом в вашей жизни. Вы идете в поход с людьми, которые уважают только тех, кто сильнее и выносливее их. А больше всего они уважают успех. Помните об этом. — Взгляд хана перебегал с одного сына на другого. Угэдэй вздрогнул, ощутив в словах отца холод. Чингис продолжил напутственную речь: — Никогда не позволяйте себе слабость, иначе в один прекрасный день найдется человек, который отнимет у вас все. Слушайте тех, кто мудрее вас, а в беседе говорите последними, если только окружающие не ждут ваших слов. Опасайтесь слабых людей, которые хотят примкнуть к вам из-за вашего имени. Выбирайте сподвижников не менее тщательно, чем жен. Именно это умение привело меня к власти. Я вижу разницу между хвастливыми воинами и людьми, подобными Субудаю, Джелме или Хасару.

Тень насмешки пробежала по губам Джучи, прежде чем он отвел взгляд, и Чингис не стал скрывать недовольства.

— И еще кое-что, пока вы не отправились в поход. Не изливайте зря свое семя.

Джучи покраснел, а Чагатай удивленно открыл рот. Только Угэдэй, похоже, ничего не понял. Чингис продолжил:

— Молодые люди, которые каждую ночь занимаются рукоблудием, становятся слабыми и одержимыми телесными потребностями. Не трогайте свое тело, относитесь к вожделению как к любой другой слабости. Воздержание укрепит ваш дух. У вас будут и жены, и наложницы — всему свое время.

Мальчики смущенно молчали. Чингис снял с пояса меч и ножны. Он не собирался этого делать, но вдруг понял, что сейчас подходящая минута. Сыновья запомнят ее на всю жизнь.

— Возьми, Чагатай, — сказал он, вручая меч сыну.

Радостный Чагатай взял меч почти с благоговейным восторгом. Поднял повыше — чтобы солнце заиграло на рукояти в виде волчьей головы, медленно вытащил из ножен. Отец носил этот меч почти всю жизнь. Джучи и Угэдэй завистливо смотрели на сверкающее лезвие.

— Мой отец Есугэй не расставался с ним до самой смерти, — тихо произнес Чингис. — Его отец получил этот меч в те времена, когда племя Волков было врагом всех других племен. Этот меч забирал жизни и видел рождение монгольского народа. Не посрами его.

Чагатай кивнул, чувства переполняли мальчика.

— Не посрамлю, великий хан, — тихо сказал он.

Чингис не смотрел на побледневшего Джучи.

— А теперь идите. Как только вы вернетесь к своим темникам, я протрублю в рог. Увидимся вновь, когда вы станете взрослыми — я встречу вас как равных.

— Я буду ждать этого дня, отец, — неожиданно произнес Джучи.

Чингис поднял на него взгляд светлых глаз, однако ничего не сказал. Мальчики в молчании поскакали к своим туменам. Ни один не оглянулся.

Чингис заметил пристальный взгляд Хачиуна.

— Почему ты не отдал меч Джучи? — спросил Хачиун.

— Татарскому ублюдку? Каждый раз, когда я смотрю на него, я вижу его отца.

Хачиун грустно покачал головой. Как может Чингис быть слепым во всем, что касается Джучи, и прозорливым в остальном?

— Мы странная семья, брат, — сказал он. — Если нас не трогать, мы вырастаем слабыми и изнеженными. А если вызвать у нас ненависть — становимся сильными, чтобы ответить на удар.

Чингис недоуменно посмотрел на Хачиуна, и тот, вздохнув, пояснил: