— Ты неправа. Мои печали не в Катарине. Они в несовершенстве этого мира. И даю слово, приложу все силы, чтоб сделать этот мир лучше. И не суди Катарину. Ведь порой у человека есть цель: найти счастье в жизни, и это дарит ему смысл самой жизни, а раз есть смысл, то счастье уже рядом, нужно просто идти к нему. У Катюши цель есть. А у тебя?

Юрий отвернулся, подошёл к храмовнице и взял её за руку.

— Сколько вас разных. Одних жизнь сломила, сделала пародиями на людей, как эту Тонию. Других озлобила, сделав почти что нелюдями, как ту разбойницу, что мы убили в поле. Третьи попросту сошли с ума, стали психопатками, отторгающими проблему, как Рыжая. Скольких из вас этот мир перемолол, как виноград, ми выбросил как жмых, — он замолчал на мгновение, а потом поглядел на Катарину и с улыбкой добавил: — Спасибо, что ты не сломалась.

Храмовница подняла глаза к образу Небесной Пары и окрылённая впорхнула в храм.

***

К концу дня я был усталым обладателем кучи сувениров, кольца на левом безымянном пальце и серебряного знака Небесной Пары на шее. Да, на левой, так как местные считают, что левая рука ближе к сердцу, и потому кольцо должно быть именно там. И да, у меня теперь имелась клетка с двумя пернатыми динозаврами, яркими как помесь фазана и павлина. Зачем они мне нужны, так и не понял, зато прикольные. Свой карманный парк Юрского периода.

Что до оберега, то Катарина упёрлась, чтобы я надел оберег перед церемонией, хотя честно признался настоятельнице храма, что вообще атеист.

«Ты можешь не верить в Небесную Пару, — с улыбкой ответила она тогда, — можешь не почитать их как покровителей, но она всё равно будет смотреть на тебя, а после судить по поступкам и совести. Тем более что ты рождён не под светом их благосклонности. С тебя и спрос будет строже».

Ноги гудели, как после марш-броска в десять километров по полной выкладке. Живот прилип к позвоночнику, а по пути перекусить не получилось. Катарина неслась по городу как электровеник, к тому же «приличный мужчина на ходу не ест». Блин, да я бы сожрал целого поросёнка на бегу вместе с костями и копытами, может быть даже сырого.

— Виват молодым! — заорал генерал, стоило пересечь порог и оказаться в обеденном зале. Он уже ужинал в компании Лены, Ребекки, Клэр и Андрея. Рядом с ним хлопотала, как наседка Марта, которая чуть ли не пылинки с барона сдувала, отгоняя местную прислугу полотенцем и недовольным мычанием.

При виде цельной жаренной с овощами порчетты, лежащей на серебряном блюде, горки варёных перепелиных яиц, свежего хлеба и кувшина с вином аж замутило, а в животе заурчало. Я даже не сразу заметил стоящий на столе рядом с начальником включённый ноутбук.

— Как прошло? — снова спросил генерал.

— Нам утвердили помолвку, но дали испытательный срок перед свадьбой в три месяца. Потом необходимо будет вернуться к настоятельнице этого городка, так как она под свою ответственность разрешила нам брак авансом.

— И твоя Покахонтас никого не убила? — ехидно уточнил Пётр Алексеевич.

— Убить её — значит провалить испытательный срок. Но благословение на помолвку — уже громадное достижение для двух нелюдей, — пожал я плечами.

Тем временем Катарина опустила на пол корзину, подняла руку и закричала на весь зал:

— Хозяйка, порчетту. Нет, двух порчетт! И три фунта сира! И пять асумбры молока! Нет, вина!

— Десять литров? — тихо усмехнулся Андрей и добавил: — Нажрётся же.

Храмовница сделал вид, что не слышала, а потом указала пальцем на общий стол, мол, туда свить. Вино же самолично выхватила из рук служанки и поставила на стол, а потом вытянулась по струнке, звонко стукнула себя кулаком по левой стороне груди, совершив чёткий кивок:

— Ваше Сиятельство! Разрешите преподнести дар! Господин барон!

Катарина протянула руку, прося ладонь, а когда генерал со вздохом протянув в ответ, поцеловала позаимствованный у меня перстень.

— Вот привыкну, — с ехидной усмешкой произнёс Пётр Алексеевич, — буду и на базу требовать, чтоб руки целовали. Зашёл, к примеру, начальник штаба, сразу к руке. А если дежурный, пусть вовсе на колени бухается. Введу обращение «Ваша милость товарищ генерал».

Он подхватил одну бутылку без этикетки и взвесил в руке.

— Литра полтора будет. Кстати, Лена, пиши письмо на родину. Текст такой: «Дорогой мой друг…»

— Это кому? — сразу нахмурилась спецназёрка.

— Твоему привидению.

— Оно не моё.

— Будет твоё. Наши учёные на нём испытывают пугалку от нечисти. Даже есть набольшие наработки. Вся проблема в аккумуляторах, сама знаешь, что они здесь имеют высокий саморазряд. И без твоего письма нашему подопытному будет очень грустно и обидно. Кстати, Юр, что это за петухи?

Я открыл рот, чтоб ответить, но в этот момент свет в обеденном зале померк. Странное ощущение. Вроде бы пламя многочисленных свечей и очага горит по-прежнему, но стало темнее.

«Обнаружен потенциально опасный объект», — громко объявила в моей голове Система, заверещав датчиками. Одновременно с этим свечи на столе сменили пламя с обычного на голубоватое, а ещё секунду спустя в помещении стало очень ярко, и свет исходил из возникшей в углу фигуры в белоснежной рясе. Фигура откинула дрожащей рукой капюшон, до самого пола вдоль тела упали сияющие белым густые длинные волосы, перехваченные в нескольких местах верёвочками с серебристыми бубенцами. На лбу женщины пылал раскалённым железом обруч. Он был единственной жёлто-оранжевой частью образа гостьи. Лицо женщины было молодым и чем-то напоминало ту послушницу Тонию. Такое же измождённое, со впалыми глазами и щеками.

В зале раздалось жалобное причитание, и хозяйка вместе со служанками пали на колени. Пала и Марта. Ребекка и Клэр встали, сложив руки в молитвенном жесте.

Рядом со мной опустилась на колени Катарина. Не знаю, что это было за божество, но судя по мощности сигнатуры вряд ли сильнее тех демонов.

Тем временем женщина протянула руку, с корой свисали сделанные из светящихся изнутри жемчужин чётки, и пошла к нашему столику.

— Моя дочь. Она не простит меня, — забормотала женщина, — она отвернётся от меня, и я недостойна просить прощения, но я до сих пор её люблю.

Я быстро глянул на генерала и Андрея, которые единственные сохраняли спокойствие. Но судя по выражению лиц, они тоже не понимали, что за бред несёт эта живая люминесцентная лампа.

— Моя дочь, она ступила на путь бездны. Она заблудилась. Халумари, вы должны её остановить…

— Мы что, крайние, что ли?! — громко произнёс Андрей, глядя на огонь, горящий в очаге, на вертел с порчеттой, на беличье колесо диаметром в рост человека, соединённое с вертелом простейшей ремённой передачей. А в колесе, высунув язык и часто дыша, бежала по бесконечному кругу небольшая собака, похожая на помесь таксы и дворняги. Порода так и называлась — вертельная. На земле подобных пёселей нет — технический прогресс не оставил им шанса, но «канис вертигус» упоминались даже в трудах Чарльза Дарвина. Воистину, одинаковые вопросы дают одинаковые решения.