— Джонни поет просто прекрасно, ты не согласен? — сказала Сандра. Она держала в правой руке за ножку бокал с вином, а левая неловко покоилась у нее на колене. На ней было платье, подаренное Сонни, длинное, бледно-лиловое, обтягивающее талию и бедра, но пышное у щиколоток.

— Сегодня вечером прекраснее всех ты, — сказал Сонни и улыбнулся, увидев, что его слова заставили Сандру снова покраснеть. Отпив глоток виски, он опустил взгляд на ее грудь, полностью прикрытую платьем с закрытой шеей, но отчетливо проступающую сквозь тонкую шелковую ткань.

— Что это ты разглядываешь? — спросила Сандра, и тут уже Сонни покраснел, но затем опомнился и рассмеялся, поражаясь ее дерзости.

— В тебе столько неожиданностей, — сказал он. — Я этого не знал.

— Что ж, это же хорошо, разве не так? — сказала Сандра. — Девушка должна время от времени удивлять своего парня.

Опустив подбородок на сплетенные руки, Сонни улыбнулся, одобрительно глядя на свою спутницу.

— Та продавщица, что помогала мне выбирать тебе платье, — сказал он, — она свое дело знает.

Поставив бокал на стол, Сандра потянулась и взяла Сонни за руку.

— Я так счастлива, Сантино, — сказала она, глядя ему в глаза.

Последовало неловкое молчание. Сонни отвернулся в сторону сцены.

— Он немного чокнутый, этот Джонни, — пробормотал он. — Мой отец предложил ему работу клепальщиком в судоремонтном доке, но Джонни хочет стать певцом. — Сонни скривил лицо, показывая, что не понимает своего приятеля. — А голос у него есть, а? — Сандра молча кивнула, и он добавил: — Мать у него шизанутая. Madon’!

— Какая у него мать? — переспросила Сандра. Она поднесла бокал к губам и отпила большой глоток.

— Да это я так, — поспешно поправился Сонни. — Просто у нее не все дома, только и всего. Наверное, это у Джонни от нее. Его отец брандмейстер, — добавил он. — Он друг нашей семьи.

Джонни в сопровождении Нино закончил песню.

— По-моему, они хорошие ребята, — заметила Сандра.

— Они классные парни, — согласился Сонни. — Расскажи мне про Сицилию, — попросил он. — Ты ведь там выросла, да?

— Многие мои родственники, — сказала Сандра, — погибли во время землетрясения.[51]

— Ой, — пробормотал Сонни. — Я не знал. Извини.

— Это случилось еще до моего рождения, — продолжала девушка, словно предоставляя Сонни оправдание не переживать за нее. — Все те, кто остался в живых, покинули Мессину и перебрались в Америку, а затем кое-кто из них, уже гораздо позже, вернулся в Мессину и начал там жизнь заново — так что хоть я и родилась на Сицилии, я с детства слышала о прекрасной Америке, о том, какая это замечательная страна, Америка.

— Так почему же они не вернулись?

— Не знаю, — сказала Сандра. — Сицилия очень красивая, — добавила она, подумав. — Я скучаю по ее обрывистым берегам и горам, особенно по Липари, куда мы ездили отдыхать.

— Почему я ни разу не слышал, чтобы ты говорила по-итальянски? — спросил Сонни. — Даже со своей бабушкой.

— Когда я была маленькой, все вокруг говорили по-английски, мои родители и родственники говорили по-английски. Меня отдали в школу, чтобы я выучила английский… По-английски я говорю лучше, чем по-итальянски!

Сонни рассмеялся, и в этот же момент раздался взрыв хохота в противоположном конце зала, за столиками, окружающими сцену, где дурачились Нино и Джонни.

— Еда… — шепнула Сандра, предупреждая Сонни о приближении официанта.

У столика появился высокий привлекательный мужчина средних лет, говорящий с французским акцентом. Поставив два накрытых блюда, он торжественно объявил блюда, снимая серебряные крышки.

— Кордон-блю для дамы, — сказал официант Сандре. — И бифштекс из филейной части для джентльмена. — Хотя на слух Сонни у него получилось скорее «для жельтмена».

Объявив блюда, официант помедлил, словно ожидая, не будет ли у посетителей каких-либо просьб. Сонни и Сандра молчали, и он, отрывисто поклонившись, удалился.

— Неужели он думал, что мы забыли свой заказ? — спросил Сонни и добавил, подражая акценту официанта: — «Бифштекс для жельтмена!»

— Смотри, — сказала Сандра, оборачиваясь в противоположный конец зала.

Джонни спустился со сцены под сдержанные аплодисменты и направился к их столику.

Сонни встал, приветствуя его. Они обнялись и похлопали друг друга по спине.

— О! — воскликнул Джонни, указывая на окровавленный кусок мяса на тарелке у Сонни. — Ты уверен, что это животное мертвое?

— Джонни, — сказал Сонни, пропуская его шутку мимо ушей, — я хочу познакомить тебя со своей будущей женой. — Он указал на Сандру.

Отступив назад, Джонни уставился на Сонни, словно ожидая услышать продолжение хохмы.

— Ты что, серьезно? — наконец спросил он, опуская взгляд на столик.

Сандра как раз положила руку на скатерть рядом с тарелкой, демонстрируя обручальное кольцо.

— Так, так, вы только посмотрите на это, — сказал Джонни, пожимая приятелю руку. — Прими мои поздравления, Сантино.

Он протянул руку Сандре. Та неловко взяла ее, не вставая с места, и Джонни наклонился, поднес ее руку к губам и поцеловал.

— Теперь мы родственники, — сказал он. — Отец Сонни — мой крестный отец. Надеюсь, теперь ты будешь считать меня своим братом.

— Да, братом, — усмехнулся Сонни, толкая Джонни локтем в бок. Он повернулся к Сандре. — Берегись этого типа.

— И, разумеется, я спою на вашей свадьбе, — продолжал Джонни, обращаясь к Сандре. Он повернулся к Сонни. — Запрошу я с тебя не слишком много.

— Где Нино? — спросил Сонни.

— А, опять злится на меня.

— Что ты натворил?

— Ничего. Нино вечно злится на меня по поводу и без повода. — Джонни пожал плечами, показывая, что не может понять своего друга. — Ладно, мне пора возвращаться на работу. — Он понизил голос. — В этом заведении народ какой-то дремучий. Один тип все время просит меня спеть «Инка-динка-ду». Как, по-вашему, я похож на Джимми Дюранта?[52] Не отвечай! — поспешно добавил он, не давая Сонни возможности сострить.

Джонни встал из-за столика, собираясь уходить.

— У тебя прекрасный голос, Джонни, — сказала Сандра.

Когда тот услышал комплимент, выражение его лица изменилось, стало открытым, прямо-таки невинным. Было видно, что он смутился и не знает, что ответить.