Но от клецок Пилар пахло мокрой тряпкой.

– Праздник, – сообщила она, промокая лицо посудным полотенцем. – Новая работа. – Она рассмеялась. – Прости, я хотела сказать старая работа.

Соученица Зарека оказалась прежней хозяйкой Пилар. Она позвонила ей накануне и попросила вернуться. Но он так и не понял, почему Пилар радуется возвращению туда, где с ней так плохо обращались. Ему было трудно следить за ее взволнованными объяснениями, но девушка определенно была в восторге.

– Ты убирать кухня, – решила Пилар, – я заканчивать колдуны. А потом мы есть.

Антон ушел развлечься с коллегами по работе, и это значило, что ужинать они будут только вдвоем. Зарек принялся убирать со стола, думая о лапше быстрого приготовления, которую планировал съесть на ужин, и от всего сердца надеясь, что вкус у литовских клецок окажется лучше, чем их запах.

* * *

Дом был пуст. В кухне все было вымыто и убрано, стол протерт. Коробка от пиццы в мусорном ведре, шесть банок из-под пива лежат в контейнере для переработки.

Большинство его вещей остались на месте, но зубная щетка Деса исчезла. Фиона села на его сторону кровати, подняла ноги и легла на подушку мужа. Она уткнулась в нее лицом, вдохнула запах лосьона после бритья, который подарила ему на прошлое Рождество.

Она преследовала его. Она сделала ему предложение, она первой сказала: «Я люблю тебя». Всю дорогу она делала первый шаг. А теперь она оставляет все на его усмотрение. Следующий шаг должен сделать Дес, и она понятия не имела, каким он будет.

Несмотря на неуверенность в том, что принесут ей следующие месяцы, несмотря на шок от того, что Дес ей солгал – и это в лучшем случае, – Фиона почувствовала облегчение. Что бы ни случилось дальше, от нее это не зависит. Она ничего не может сделать, ей остается только готовиться к рождению ребенка.

Фиона встала с кровати и спустилась вниз. Она вдруг почувствовала, что голодна после двух дней, когда она практически ничего не ела.

Антон размял картофель с толченым чесноком и теплым молоком, пока Пилар наливала в кувшин воду. Зарек накрывал на стол и думал о том, что официально признался в своей гомосексуальности. Правда, пока только одному человеку. И то, что он сказал об этом Мег, практически не имело никакого значения, они едва знали друг друга. Но он впервые сказал об этом, произнес это вслух: «Я гомосексуалист».

Зарек признался в этом, и мир после этого не рухнул. И Мег совсем не была шокирована. Может быть, немного удивилась, но этого и следовало ожидать.

Он, разумеется, понимал, что все самое трудное еще впереди.

Зарек подумал о своей матери, которая каждый раз в телефонном разговоре спрашивала его, не появилась ли у него девушка. Он вспомнил, как она рассказывала о каждой достойной кандидатуре среди соседок с того времени, как он достаточно подрос, чтобы приводить домой девушек. Она была очень разочарована, когда девушка так и не появилась.

Он попытался представить, как она отреагирует, но не смог. Зарек понятия не имел, что почувствует его мать, что она ему скажет. Он подумал об отце, который ходит к ранней мессе каждый день. Что с ним станет, когда все узнают, что его единственный сын – гей?

Но он обязан им сказать, хотя это может подождать до того момента, когда он приедет домой на Рождество. Он не может написать об этом в письме или сообщить по телефону. Он скажет им и выживет. Они все выживут.

Его сестра вряд ли удивится. Беата достаточно проницательная и, скорее всего, давно догадалась о том, в чем Зарек себе-то признался совсем недавно.

Сообщить обо всем семье было трудным делом, но больше всего на свете Зарек ждал и боялся реакции Антона. Он посмотрел на своего соседа по квартире. Тот ложкой выкладывал мягчайшее картофельное пюре в миску. Его склоненная темноволосая голова, линия руки, изгиб шеи, все пробуждало в Зареке любовь и желание.

Когда он впервые почувствовал к французу то, чего никогда не испытывал ни к одной девушке, Зарек изо всех сил старался этого не замечать. Он боролся с этими новыми и опасными эмоциями. Он пытался сделать вид, что они не существуют. Он даже думал о том, чтобы переехать или вообще уехать из Ирландии, но одна лишь мысль о том, что придется разорвать все нити, связывающие его с Антоном, причиняла ему слишком острую боль.

В самой глубине души Зарек знал, что в этом и кроется причина его подростковых сомнений и комплексов, и перемена места жительства ничего не изменит. Если он мог любить мужчину в одном месте, то почему не мог этого делать в другом?

Он был тем, кем был – геем. И в конце концов Зарек сумел принять то, чего он хотел, и молился о том, чтобы Антон хотел того же самого. Теперь он только ждал удобного момента, чтобы открыть ему свое сердце.

– Я должен кое-что сказать, – объявил Антон, поставив картофельное пюре на стол и отодвигая стул. – Новость есть.

Пилар, уже сидевшая за столом, начала наливать воды в стаканы.

– Хорошая новость?

Зарек тоже сел, взял щипцы и положил себе на тарелку котлетку из ягненка, от которой пряно пахло розмарином.

– Я решил вернуться во Францию, – Антон произнес последнее слово в нос, на французский манер. Он положил себе пюре и потянулся за черным перцем. – Мой дядя открывать новый ресторан в Бретани в следующем месяце, он приглашать меня там работать шеф-повар. Поэтому я возвращаться.

– Ты возвращаться? – повторила Пилар. – Когда ты ехать?

– Скоро, – ответил Антон и взял котлету с общего блюда. – Пятнадцатое ноября.

– Ты становиться настоящий шеф, – обрадовалась Пилар. – Работать важный ресторан. Большой белый колпак.

Антон улыбнулся:

– Возможно, ресторан моего дяди не такой важный.

– Ты хороший кухарка, – продолжала Пилар. – Я очень люблю твой еда.

Зарек положил себе пюре, взял вилку и начал есть.

– Зарек?

Он поднял глаза.

– Ты ничего не сказать? – спросил Антон.

– Это хорошо для тебя, – сказал Зарек. – Поздравления.

– Может, ты приезжать Франция, – предложил Антон, – в отпуск?

Зарек прямо посмотрел ему в глаза.

– Может. Если ты хотеть.

– Oui,[5] – улыбнулся Антон, на его щеке появилась ямочка. – Хочу, – он поднял свой стакан. – И может, ты оставаться, ты находить работа. Может, мой дядя нужен официант.

– Да, – ответил Зарек, боясь, что его голос дрогнет, его сердце громко стучало в груди. – Может быть.

– Может быть, я тоже ехать, – добавила Пилар, ни о чем не догадываясь. – Может, я встречать старый французский мужчина с кучей евро.