6-го числа убит генерал-майор Шевич, командовавший легкой гвардейской кавалерийской дивизией. Из офицеров квартирмейстерской части ранены капитан Мандерштерн, состоявший при сей же дивизии, и прапорщик Бурнашев, находившийся при 1-й кирасирской дивизии. Потеря со стороны союзников могла состоять из 40 тысяч или более; со стороны неприятельской надобно ее полагать до 80 тысяч, в том числе и те, которые в плен взяты после сражения. Французы лишились сверх того большого количества орудий.[167]

7 октября узнали, что неприятель оставил селение Пробст-Гейду ночью и выступил из Лейпцига в большом беспорядке. Генерал-майор Ланской, командовавший русским отрядом в армии Блюхера, старался ворваться в город. Блюхер туда же напрягал все свои силы. Мы, наконец, заняли Лейпциг, где захватили у французов множество артиллерии и обозов. Польский генерал Понятовский, переправляясь при ретираде через реку Эльстер, утонул. Государь въехал, как говорили, со стрелками в город, в котором оставался. Несчастный саксонский король без царства; он хотел оставаться верным Наполеону и пожертвовал для сего народом своим, ибо союзники в Саксонии обходились с жителями, как в неприятельской земле. Видя, что ему более ничего не оставалось делать, он просил у государя свидания, но государь отказал ему в сем и приказал отвезти его в Берлин, где он находился во все время войны. Саксонский баталион, составлявший его караул в Лейпциге, отдал государю честь. В Саксонии поставлен был военным губернатором князь Репнин,[168]и сформированы были саксонские полки и ополчения, которые участвовали в осадах французских крепостей на Рейне.

Наполеон отступил из-под Лейпцига с разбитой армией по дороге к Вейсенфельсу.

7-го числа мы лишились в воротах города достойного штаб-офицера Преображенского полка полковника Рахманова, о котором упомянуто в первой части сих записок. Он командовал отрядом казаков и был в числе тех, которые прежде других хотели ворваться в Лейпциг. Рахманов уже был в воротах города, когда его убило пулей.

7 октября, когда великий князь узнал об отступлении неприятеля, он поскакал со своей свитой в Пробст-Гейду, где представилось нам ужасное зрелище. Я никогда не видел такого множества раненых и убитых, собранных в одном селении. Витгенштейновы солдаты давно уже ходили между ними, топтали их, раздевали и докалывали без всякого сожаления. На поле места, которые были заняты французскими батареями, означались побитыми лошадьми, подбитыми и брошенными орудиями, которых неприятель не мог увезти.

Лейпциг был у нас в виду, и мы надеялись отдохнуть в нем, но не удалось, ибо вскоре получена была диспозиция идти с поля сражения влево через Пегау и Наумбург, дабы служить резервом австрийскому корпусу генерала Юлая (Giulai), который должен был отрезать отступление неприятелю к Ауерштеду.

Перед выступлением я встретил Муромцова около маркитантов; мы вместе позавтракали, и я по неосторожности выпил лишнее, так что на лошади качался. Однако я приехал к огню, у которого великий князь завтракал, и имел смелость в таком положении стать еще против Его Высочества и с ним отзавтракать. В таких случаях первая мысль приходит в голову, чтобы показаться исправным и всех разуверить в подозрении на свой счет. Эта самая мысль и придает хмельному смелость. Не знаю, удалось ли мне в сем случае или великий князь и Курута из снисхождения промолчали; только я поел как должно и ушел благополучно.

Даненберг получил приказание от Куруты ехать вперед в Пегау для занятия лагерного места. Я с ним вместе поехал, но как нас поздно отправили и войска поздно выступили, то все прибыли в Пегау ночью и не успели сделать распоряжений для занятия лагеря.

Продолжая поход, мы 8-го числа пришли на ночлег в город Наумбург; неприятель шел близко от нас в правой стороне, и разъезды наши приводили много пленных, потому что часть французской армии разбрелась после поражения под Лейпцигом.

9-го числа мы выступили весьма рано; густой туман покрывал все поле. Нам назначено было соединиться с Юлаем и вступить в бой для преграждения пути неприятелю. Мы уже довольно далеко отошли от Наумбурга, но не находили Юлая, почему великий князь приказал резервам остановиться на большой дороге близ одной разоренной корчмы, в которой он заметил несколько австрийских офицеров. Корпус Юлая в сем месте был расположен на полях по сторонам от дороги. Туман мешал нам видеть союзное войско. Великий князь рассердился, узнав, что Юлай сам в этой корчме и еще с ночлега не подымался. Он послал Куруту с приказанием заметить ему медленность, с которою он двигался.

Грек Курута знал генерала Юлая в лицо. Юлай, узнав о прибытии великого князя, вышел из корчмы и наткнулся на Куруту, который притворился, будто его не узнал, и стал спрашивать его, где бы найти этого Юлая, который так поздно встает и не исполняет приказаний начальства.

– Я сам генерал Юлай, – отвечал цесарец.

– Ах, извините меня, генерал, – продолжал Курута, – я не имел чести вас знать в лицо; но вот уже Его Высочество прибыл с резервами; мы полагали, что вы уже давно вступили в дело и отрезали неприятелю путь к отступлению.

Туман стал подыматься, и мы увидели австрийский корпус, расположенный на бивуаках за котлами. Один эскадрон кирасир только сидел на коне и охранял корчму от внезапного нападения неприятеля. Между тем французы проходили через Ауерштед, который находился от нас только в двух или трех милях.

Великий князь пылал от гнева. Он подскакал к австрийскому эскадрону и, прокомандовав ему по-немецки, чтобы он вперед шел, сам поскакал к Ауерштеду. Эскадрон двинулся за ним на рысях. Юлай испугался и совсем потерялся. Константин Павлович наделал бы тут большого шума, если б в то самое время не приехал Барклай со своей главной квартирой. Он послал воротить великого князя, который по долгу службы явился к главнокомандующему. Немец пожурил нашего цесаревича за его запальчивость и даже напомнил ему, что он ему начальник. Константин Павлович, как добрый подчиненный, терпеливо перенес выговор. Неприятель уже прошел через Ауерштед, когда Барклай дал приказание войскам идти туда, и мы в городе нашли только французских мародеров, усталых и раненых. В тот день мы остановились для ночлега около какого-то селения.

За Лейпцигское сражение я был награжден чином поручика, который получил по прибытии нашем во Франкфурт-на-Майне.