Шведский архитектор и художник Никодемус Тессин-младший, посетивший королеву за год до её смерти, в своём описании внешнего вида и манер Кристины также обращает внимание на её привычку расспрашивать собеседника, стоя у окна и опершись на подоконник. Почти у каждого, кто её посещал, она интересовалась, женат ли он, и в случае положительного ответа делала какое-нибудь язвительное замечание. Н. Тессину она сказала: «Надеюсь, вы хорошо прежде подумали…» Согласно рассказу Тессина, Кристина, не стесняясь присутствия мужчин, могла подойти к камину, подтянуть до бедер юбку или платье и погреться у огня. По этому поводу шведский поэт Хейденстам сочинил фривольное стихотворение под названием «Королева Кристина в Риме»[150]:

Некоторые из посетителей дворца Риарио отмечали, что в последние годы жизни королева Кристина, мягко говоря, «опустилась» и личную гигиену не очень соблюдала. Один француз утверждал, что поскольку королева не любила носить шляпы и перчатки, она всегда выглядела запачканной и неряшливой, как цыганка. Многие отмечали у неё тёмный цвет кожи. С. Стольпе полагает, что это могло объясняться обычным солнечным загаром, поскольку королева никогда не обращала внимания на моду и, в отличие от светских дам своего времени, от солнца не пряталась.

В архиве королевы за 1689 год сохранилось письмо от так называемого Лионского предсказателя, в котором этот помешанный человек призвал её уничтожить в своём доме все «неприличные» картины и скульптуры и пригрозил ей смертью в том же году, если она не выполнит его рекомендаций. Все входящие письма, относящиеся к этому периоду, содержат пометки и комментарии Кристины, но на письме Лионского пророка никаких пометок нет, хотя письмо наверняка было ею прочитано. Судя по всему, оно было получено в тот момент, когда её уже ничто в этом мире не волновало. Она доживала свои последние дни в полном соответствии с рекомендациями квиетистов.

Накануне получения этого письма Кристина приказала изготовить себе из белой атласной материи необычное одеяние — нечто вроде мантии или ризы, украшенное золотой вышивкой и бахромой. В Рождественский сочельник 1688 года она надела это платье и вышла прогуляться по дворцу. Она долго и молча бродила по пустым залам, пока не наткнулась на сестёр Пассаглия. Подойдя к зеркалу, она сказала:

— Вот смотрю на себя в зеркало и думаю, что скоро по очень важному случаю мне придётся надеть это платье.

Потом взглянула на одну из сестёр, Джулию, и спросила её:

— Сибилла[151], скажи своё пророчество: на какой церемонии оно мне понадобится?

— Простите меня, мадам, — ответила старая служанка, — но скоро Ваше Величество будет похоронена в этом платье.

Все от испуга замерли, а потом закричали о том, какой вздор несёт эта глупая девица, но Кристина остановила их и произнесла:

— Сибилла сказала правду. Именно об этом я и думала.

В начале 1689 года королева заболела — возникла рожа на ногах — и призвала к себе лекарей. 13 февраля у неё закружилась голова, и на некоторое время она потеряла сознание. Поднялась высокая температура, ноги опухли. Через три дня приступ повторился, и она снова потеряла сознание. На всякий случай её причастили. Потом к роже добавилось воспаление лёгких. Вице-король Неаполя дон Лоренцо Колонна написал Кристине письмо с обещанием отправить к ней трёх своих лучших лекарей. Аззолино непрестанно находился рядом.

Кристина отлично понимала, что означали эти зловещие болезни, но приняла их довольно спокойно: «Как бы ни приятна и ни славна была жизнь, было бы большим несчастьем, если бы она не кончалась… Долгая жизнь — это долгое ожидание смерти». В марте она составила завещание, которое начиналось словами: «Мы, Кристина, Божией милостью королева Свеев, Готов и Вендов, настоящим актом извещаем, что Мы, снова подверженные недомоганию, способному сократить жизнь Нашу, пока с Божьей помощью можем здраво думать о спасении Нашей души и, благодаря дарованной Господом Богом власти, распоряжаться Нашим имуществом, выражаем Нашу волю…»

Как можно было предполагать, всё своё имущество, за исключением, разумеется, долгов, она завещала кардиналу Аззолино. Бросается в глаза, что ни одного слова в адрес шведов в завещании произнесено не было. Что это: обида, забывчивость или нечто иное? Э. Хоке считает, что Кристина должна была написать для шведов особенное завещание, но не успела. Вряд ли. Такая женщина, как Кристина, такие вещи не забывала.

В последнее время королева состояла в переписке со своим представителем в Стокгольме Оливеркрансом и настоятельно просила его приехать к Пасхе в Рим: «Я сгораю от нетерпения увидеть Вас и ожидаю Вас, как евреи ждали Мессию. Мне нужно сказать Вам тысячу вещей, о которых писать не могу. Надеюсь, Вы будете мною довольны, как и я Вами; долго держать Вас не стану, Вы скоро вернётесь обратно». Что королева хотела сказать Оливеркрансу и чем он мог быть доволен, неизвестно. Эту тайну, как и многие другие, Кристина унесла с собой. Оливеркранс живой её не застал.

Ей захотелось примириться с папой Иннокентием XI, и она написала ему пространное письмо с изъявлениями покорности и просьбой о прощении. Тронутый до слёз папа, сам также тяжелобольной, направил к королеве одного из своих секретарей синьора Антонио Пиньятелли дель Растрелло, будущего папу Иннокентия XII (1691–1700), и заверил её в том, что подвёл черту под всеми их спорами и противоречиями и дал ей отпущение всех грехов.

Сам папа из-за тяжёлой болезни прийти к ней не смог, и процедуру совершил кардинал Оттобони, будущий папа Александр VIII.

Последние дни королевы омрачились одним неприятным эпизодом, который, по всей видимости, и ускорил её смерть.

Сёстры Джорджини сыграли роковую роль в жизни Кристины. В красавицу Анжелину был влюблён директор Французской академии в Риме скульптор Теодон. У матери сестёр — Катарины Джорджини — было очень много хлопот, связанных с тем, чтобы её красавицы-дочери не стали жертвой насилия или дурного обращения со стороны многочисленных кавалеров. С разрешения королевы Кристины мадам Джорджини поселилась в палаццо Риарио, чтобы не спускать глаз со своих дочерей.

У скульптора Теодона между тем появился соперник в лице аббата Ванини. Аббат уже успел ранее отличиться на поприще ухаживания за хористками Кристины, одну из которых пришлось уволить, поскольку та оказалась в довольно интересном положении. Королева знала, кто был виноват в этом, и затаила на Ванини злобу. (Нужно вспомнить, что Кристина не выносила вида беременных женщин.)