12. ПРИНИМАЙТЕ ВАЖНЫЕ РЕШЕНИЯ ВОВРЕМЯ

Успех нередко приходит к тому, кто первым начинает действовать, а не к тому, кто способнее своих соперников. Когда что-то нужно сделать, делайте это немедленно. Если вы прождете слишком долго, кто-то другой непременно выскажет ту же идею, и вы окажетесь в положении человека, выполняющего чужую программу. В таких условиях ваши подчиненные будут иметь основания удивляться, почему именно вы получаете самую большую зарплату.

Прошло тридцать лет, и я был бы рад сообщить, что положение естественных наук в Гарварде исправилось подобающим богатейшему и влиятельнейшему в мире университету образом. Однако сравнительно недолгое правление Ларри Саммерса в должности его двадцать седьмого президента говорит скорее о том, что Гарвард снова идет в неверном направлении. Саммерс, должно быть, ничем так не отличился во время своего президентства, как своей отставкой, но его планы на будущее естественных наук — которые должна еще видоизменить его преемница — сыграли более важную роль в создании напряженных отношений с сотрудниками, чем любые неудачные слова, предрешившие в итоге его падение. Тот факт, что катализатором должна была стать озвученная им непопулярная, хотя и ни в коем случае не безосновательная гипотеза, только увеличивает то сожаление, которое должен чувствовать любой мыслящий человек, задумываясь о будущем свободы научных исследований в Гарварде.

Несмотря на заявленное Ларри Саммерсом стремление сделать развитие естественных наук приоритетной задачей Гарварда, по мере того как его видение этой задачи прояснялось, многие ведущие ученые факультета искусств и наук проявляли все большую озабоченность. Важное место в их рядах занял Том Маниатис, вернувшийся из Калтеха в 1981 году, чтобы стать профессором молекулярной биологии. Б свой гарвардский период Маниатис занимался передовыми исследованиями выделения и клонирования генов, а также активно участвовал в развитии промышленных биотехнологий. Поэтому заметным событием был его визит весной 2003 года в Массачусетс-холл, где он выразил свою обеспокоенность по поводу плана Саммерса сделать Гарвард двигателем "второй Силиконовой долины", центром которой должен был стать обширный новый биолого-медицинский филиал на принадлежащей Гарварду земле в Оллстоне, по другую сторону реки Чарльз. Оллстонский план предполагал преимущественное положение для "трансляционных исследований" — термин, обозначающий научную работу, направленную на непосредственное практическое использование и, можно также добавить, на продажи. Том прекрасно представлял себе, как на основе результатов передовых научных исследований развиваются новые достижения медицины. В конце концов он вместе с Марком Пташне основал успешную биотехнологическую фирму Genetics Institute, и в его лаборатории недавно велись исследования бокового амиотрофического склероза. Если кто и мог оценить научную утопию, то это был он. Однако, по мнению Тома, планы Саммерса должны были еще больше ослабить и так уже слабый пульс исторически продвинутых чисто биологических программ Гарварда, которыми по-прежнему занимались в лабораториях на Дивинити-авеню непосредственно к северу от Гарвард-Ярда.

Маниатис едва начал озвучивать свою точку зрения, когда Саммерс, не обращая внимания на недовольство посетителя, взял разговор в свои руки и использовал остаток часа, назначенного для визита, на то, чтобы подробно изложить ему свое грандиозное видение того, как Гарвард должен двигаться вперед. Он задал чисто риторический вопрос: должен ли президент Гарварда прислушиваться к тем, кто уже много лет успешен в исследовательской игре, или к неудачникам? Под "успешными" Саммерс понимал Школу медицины, клинические исследования которой в последние десятилетия принесли Гарварду львиную долю премий и патентов, а "неудачниками" были занимавшиеся фундаментальной наукой сотрудники факультета искусств и наук, который, несмотря на то что там работали такие прославленные люди, как Том, отставал от своих соперников, особенно от расположенного поблизости Массачусетского технологического института. Саммерс впоследствии сообщил своему близкому помощнику, что встреча с Маниатисом прошла исключительно хорошо, в то время как Том ушел из Массачусетс-холла раздосадованным и более чем когда-либо встревоженным за будущее естественных наук в Гарварде.

Прошло всего два года, и неспособность Саммерса видеть то, что есть, а не то, что ему хотелось, довела его до фатальных неприятностей. Надвигавшаяся гроза разразилась в середине января 2005 года, после его выступления на проходившей в Кембридже конференции, проспонсированной Национальным бюро экономических исследований и посвященной женщинам в науке. В своем выступлении Саммерс высказал предположение: тот факт, что число женщин на постоянных ставках в естественных науках сравнительно невелико может быть отчасти связано с тем, что врожденный потенциал, позволяющий заниматься наукой на самом высоком уровне, реже встречается среди женщин. Понимая, что многие женщины не воспримут эти слова благожелательно, он позаботился о том, чтобы оставить открытым альтернативное объяснение, что в прошлом многих талантливых женщин их учителя всячески отговаривали от освоения математики и естественных наук на продвинутом уровне.

Высказывания Саммерса могли бы остаться незамеченными за пределами конференции, если бы там не присутствовала моя бывшая студентка, а теперь профессор биологии в Массачусетском технологическом Нэнси Хопкинс. В последнее десятилетие она неустанно и успешно трудилась над тем, чтобы улучшить условия работы женщин в этом учреждении. До предпринятых Нэнси усилий зарплаты и помещения, выделившиеся в ее институте женщинам, были существенно меньше, чем те, что выделялись мужчинам того же уровня. Но Нэнси не стала возражать Саммерсу на конференции. Вместо этого она пулей вылетела из аудитории, сказав впоследствии, что от слов Саммерса ей стало тошно, и вскоре выступила по национальному телевидению с нападками на него, которые вызвали настоящую бурю среди разгневанных феминисток.

Признание того, что сама по себе гипотеза о существовании генетических различий между мужским и женским мозгом, а следовательно, различий в распределении одной из форм когнитивного потенциала, вызвала у нее тошноту, не делает большой чести Нэнси Хопкинс как ученому. Любой, кто искренне заинтересован в том, чтобы разобраться в причинах неравной представленности мужчин и женщин в науке, в любом случае обязан быть готовым хотя бы рассмотреть, в какой степени эти причины могут быть связаны с наследственностью, даже располагая явными свидетельствами того, что среда играет здесь важную роль. К моему сожалению, Саммерс, вместо того чтобы стоять на своем, в течение недели трижды публично извинился за открытое высказывание тезиса, который вполне может быть эволюционным фактом, с которым научному сообществу придется жить. За исключением психолога Стива Линкера, ни один ведущий гарвардский ученый не сказал ни слова в защиту Саммерса. Подозреваю, что большинство из них боялись попасть под ту же раздачу обвинений в неполиткорректности. Если бы я по-прежнему работал в Гарварде, число ученых с постоянной ставкой, открыто вставших на сторону президента в этом вопросе, в буквальном смысле удвоилось бы. Но этого было бы недостаточно, чтобы погасить разгоревшееся пламя. Вскоре Саммерс, вероятно от отчаяния, в раскаянии предложил выделить сумму в 50 миллионов долларов на то, чтобы нанять больше женщин на ведущие естественнонаучные должности в Гарварде.