Общее обострение отношений между СССР и западным блоком подстегнуло надежды среди части депортированного населения на освобождение. В частности, в 1946 г. среди калмыков бытовали определенные ожидания скорого военного столкновения Советского Союза с США и Великобританией, поражение СССР в этой войне и улучшение в связи с этим положения калмыков. Один из чеченских священнослужителей, живший в Алма-Ате, утверждал, что близко наступление того момента, якобы предсказанного в Коране, «когда все мусульманские народы будут жить под благородной властью англичан»[1386]. В 1948 г. среди эстонцев ходили слухи о «неизбежности новой войны Советского Союза с Англией и Америкой и победы последних»[1387]. Летом 1949 г. некоторые депортированные с Кавказа армяне-дашнаки заявляли: «Если будет вспышка на границе, то мы себя и здесь сумеем показать»[1388].

В 1946 г. среди ингушей, расселенных в Кустанайской области, возникли слухи о передаче части территории и промышленных богатств СССР в пользу США и Великобритании — якобы «что Карагандинская железная дорога и нефтяные промыслы Кавказа уже принадлежат Англии и Америке, что Советской власти уже не существует, а поэтому трудоустраиваться не следует, т. к. в скором будущем мы возвратимся на родину»[1389].

Опубликование 26 июня 1946 г. Указа Верховного Совета РСФСР о ликвидации Чечено-Ингушской АССР и преобразовании Крымской АССР в Крымскую область[1390] вызвало в среде спецпоселенцев протест и ожидания помощи со стороны стран Запада[1391].

В послевоенные годы широко развернулась начатая еще в 1944 г. депортация семей украинских повстанцев из западных областей УССР (по классификации НКВД — спецконтингент оуновцы). В среде этого контингента депортированных «прозападные настроения» были изначально широко распространены. Некоторые оуновцы утверждали, что про их «жизнь здесь хорошо знают за границей» и поэтому «скоро они нам помогут, и тогда мы будем снова свободными»[1392].

В 1948 г. поляки, депортированные из УССР и БССР в 1936 г. и освобожденные из спецпоселений ранее, были вторично взяты на учет как спецпоселенцы. Такое решение советского правительства вызвало возмущение в их среде и породило новые надежды на помощь с Запада. Некоторые депортированные считали, что советское «правительство накладывает ограничения на поляков, потому что Америка уже предложила другим капиталистическим государствам выступить вместе с ней войной против СССР»[1393]. Очевидна уверенность поляков в том, что они рассматривались советским руководством как нелояльная часть населения.

Осуществленная в 1948–1949 гг. кампания по депортации «антисоветского элемента» из Прибалтики и Молдавии выявила, что в среде прибалтийских выселенцев «открыто ведется проамериканская и проанглийская агитация с ориентацией на войну США и Англии против СССР»[1394].

Депортированные в Среднюю Азию греки призывали собратьев «добиваться от греческого консульства, чтобы нас вывезли… пока мы здесь все не умерли». В Алма-Атинской области греки агитировали «жаловаться греческому консулу», посылали в консульство телеграммы такого содержания: «Спасите греков, высланных в далекие таборы». Когда 1 июля 1949 г. многочисленная группа греков-выселенцев подняла бунт на станции Тимур (Южно-Казахстанская область), один из участников протестных действий Ф. утверждал, что «многие греки… узнав о нашем бунте, уехали в Москву для того, чтобы поставить в известность греческое консульство об издевательствах над греческими подданными со стороны Советской власти»[1395].

«Прозападные настроения» порой принимали весьма специфичные формы. Во-первых, это было связано с представлением о депортации как методе скрыть действительное положение людей в СССР: «Немцев спрятали в Сибирь… затем, чтобы мы ни с кем не имели переписки, чтобы никто не знал, как немцы живут в Советском Союзе и как с ними обращаются. Если бы в Америке узнали, как немцы живут в Сибири, то американцы сразу же бы, и с суши, и с воздуха, кинулись нас освобождать». В «прозападных» ожиданиях проявились и «антиколхозные» настроения: «Советский Союз долго не просуществует. Скоро придет сюда Америка. Разорит весь колхозный строй, а хозяйство разделят между людьми, которые ненавидят СССР»[1396].

В марте 1950 г. в Стокгольме состоялся Всемирный конгресс сторонников мира, принявший «Стокгольмское воззвание» о запрещении атомного оружия и признании военным преступником того правительства, которое первым его применит. В СССР в «добровольно-принудительном порядке» начался сбор подписей советских граждан под этим воззванием. Часть спецпоселенцев отрицательно отреагировала на это начинание, высказывая ожидания войны и что США в этой войне «победит». Некоторые депортированные прибалты отказалась подписывать «Воззвание» с такими мотивировками: «Хоть бы скорее война!»; «Я желаю войны, а не мира!»; «Желаю, чтобы была война»; «Нам нужна война, которая поможет нам поехать на Родину»[1397].

Согласно постановлению Совета министров СССР от 6 апреля 1950 г., для спецконтингента оуновцы были отменены сроки поселения, и этот контингент был переведен на спецпоселение навечно. Такой шаг советского правительства разбил надежды людей на освобождение по истечении пяти лет ссылки и вызвал отрицательную реакцию. Спецпоселенцы считали, что советская власть их обманула, и высказывали надежды на помощь со стороны «западных демократий»: «Вечно здесь жить мы не будем. Скоро будет война с Америкой, и мы будем свободны». Оуновцы и другие спецпоселенцы давали «точные» прогнозы начала войны — весна 1950 г., 21 мая 1950 г., май или июнь 1950 г., 12 июня 1950 г., лето 1950 г., «в течение двух лет» (начиная с 1950 г.). Некоторые оуновцы выражали готовность помогать врагам СССР в будущей войне. Кроме того, среди оуновцев, расселенных в разных регионах страны, распространялись одинаковые слухи о том, что якобы президент США Г. Трумэн потребовал от советского правительства выпустить всех заключенных и спецпоселенцев, иначе «Америка объявит войну»[1398].