Быстро светало. Автомобильный поток монотонно рябил в глазах. Учитывая остаточное действие грибной дури, это было плохо — я чувствовал, что могу вырубиться в любую минуту.

— Черт… — ругнулся я. — Ты машину водить умеешь?

— Не знаю, — пожала плечами Катя. — Никогда не пробовала. А что?

— Вырубаюсь. Наркота эта чертова… Грибная дурь.

— Та, что возвращает вас в нужное место сна?

— Да.

— Ирина ее тоже нюхала?

— Конечно.

— Значит, если она уснет, то вернется обратно в сферу взаимодействия?

— Ну… Черт! Так вот что ты придумала! Ты что, наркотики у Фимозы взяла?

— Ага. Герыча немного. Ну, на все твои деньги.

— Плевать! Ну, молодец! Я бы никогда сам не додумался! Это же надо, какая мысль — усыпить Ирину раньше, чем она погибнет в реальности!

— Ну да. А что такого? Она уснет и попадет обратно в сферу взаимодействия живой. И если ее там по второму разу не убьют, то она и не погибнет здесь.

— Все гениальное просто. Я чувствовал, что способ должен быть. Но лучшего, чем закататься в бетон, ничего не придумал.

— В бетон тоже, наверное, можно, — спокойно ответила Катя, — Но очень ресурсоемко. Да и выковыривать ее потом оттуда… Нет, с героином определенно проще. Но ты не грузись, что сам не придумал. Для мужчины ты очень даже неглупый.

Я хмыкнул и сосредоточился на дороге, поглядывая в зеркало заднего вида. Водителю джипа приходилось туго в пробке. Туго в прямом смысле слова — еле протискивался. Корпус за корпусом он отставал, будучи вынужденным пропускать более юркие, пусть и менее мощные автомобили. Я немного воспрянул духом, хотя мне тоже было несладко — все сильнее мутнело в глазах и подташнивало. Закралась мысль, что это еще не предел ухудшения самочувствия, возможно, такой экстренный выход из сферы взаимодействия, каким нам пришлось воспользоваться, оказывал на организм пагубное воздействие. К тому же это воздействие, похоже, значительно усиливалось действием грибной трухи. Черт бы ее побрал! Во сне чуть не сдох, а еще тут продолжается. Не хватало только впилиться в какой-нибудь столб!

На пересечениях радиальных шоссе с Московской кольцевой дорогой всегда стоят милицейские блокпосты. У меня мелькнула шальная мыслишка остановиться там и впрямую попросить у ментов помощи, но уже через несколько секунд я от этой идеи отказался, еще неизвестно, кого в нашей веселой стране надо больше бояться — бандитов или ментов. Бандитам, в случае чего, хоть по ушам настучать можно… К тому же, судя по вчерашнему эпизоду, одни с другими легко договариваются. Но это все лирика, а главное состоит в том, что я управляю угнанной машиной, а Катя везет приличную дозу героина. Так что с ментами не может получиться у нас никаких добрых отношений.

Вечный конфликт государства и народа — одна из ярчайших черт России. Это в Европе как-то ладит народ с государством. Ну, если не ладит, то по крайней мере уживается. Разработали люди там организованную систему противодействия, профсоюзы, контроль над законотворчеством. У нас же — война. Государство изо всех сил давит из народа последние соки, то нагнетая идеологическую истерию, мол, мы вас защищаем, а вы нам за это платите, то переводя стрелки, мол, это не мы, это коммунальщики поднимают квартплату, а нефтяные магнаты — цены на бензин. И народ не остается в долгу — забил вообще на все, работать не хочет, потому что не видит смысла. Ну какой действительно смысл пахать по восемь часов в день, делая опостылевшую работу за двести долларов в месяц? Лишь затем, чтобы глядеть, как проносятся мимо твоей уже никому не нужной жизни черные лимузины с мигалками? А детей зачем рожать? Чтобы их угнали отбивать чью-то нефть у чьих-то наемников? Ой, радость какая… Рожайте детей, говорят… Помучайтесь, выносите их, родите. Причем не бесплатно, еще вас страховщики и медики обдерут как липку, а государство ни единой копейкой затраты не компенсирует. Потом за свои же деньги выкормите, вырастите, обучите всему. А государство потом придет на готовое, заберет ребенка, в которого ни рубля не вложило. И убьет его спокойно и хладнокровно в очередной местечковой войне, за какое-нибудь свое, государственное, добро. И попробуй не отдай ребенка! Тут-то и ощутишь силу десницы карающей, крепость решеток и мощь удара меж лопаток милицейским прикладом. Народ в России спокойный, выдержанный, добрый. И мудрый в каком-то особом, чисто русском смысле. Никто ведь не хочет прикладом промеж лопаток. Поэтому никто в прямой конфликт с государством и властью вступать не будет — не мудро это. Народ у нас просто забьет на все, перестанет работать, перестанет рожать детей и жать хлеб. Сам исхудает до темных кругов под глазами, но государство уморит до смерти. Ему ведь, государству, нужно куда больше ресурсов, чем простому народу. Это у нас такой способ воздействия на власть и законотворчество. В Европе свой, у нас свой. Тяжелый способ, ничего не скажешь, ну а что у нас в России легкое?

— Черт! — выругался я, чуть не врезавшись в юркнувшую под капот «девятку».

— Осторожнее! — заволновалась Катя, — Не хватало только влупиться в кого-нибудь на угнанной машине!

— В глазах все плывет. Включи радио. Веселенькое что-нибудь.

— Издеваешься? Когда ты последний раз слышал по радио что-то веселенькое? На всех каналах или Сирень, или «Сосочки». Радио в отличие от телевизора с выключенным звуком совершенно бесполезно.

Пожалуй, Катя была права. И так тошнит, а от Сирени вырвет точно. Я помотал головой и сосредоточился на дороге. Приближался милицейский пост, так что надо было выбрать ряд, в котором остановить меня труднее всего. Хозяин машины наверняка уже дозвонился ментам, и на «Жигули» белого цвета они будут обращать повышенное внимание. Если бы не джип позади, было бы куда безопаснее бросить машину и поймать такси до Сергиева Посада, но в данной ситуации останавливаться было так же опасно, как попадаться ментам. Единственным выходом, на мой взгляд, было оторваться от преследователей так, чтобы исчезнуть из их поля зрения. Потом бросить машину, затеряться и уже после этого поймать такси. Но было ли у нас время на такие маневры? Я не знал. Если теория Кати была хоть в чем-то верна, то время у нас должно было быть, поскольку срок до наступления печальных последствий сна увеличивается от важности совершенной во сне победы, наша же победа была весомой, тут и говорить не о чем, а значит, с Ириной, возможно, ничего не случится до самого вечера.

Фактически мне надо было просто выбрать, какому риску подвергнуться. Я поймал себя на том, что по-прежнему думаю о себе местоимением «я», хотя надо бы переходить на «мы». Мы с Катей. Она ведь подвергается не меньшему риску, черт бы меня побрал.

Взяв себя в руки и улучив момент, я отвоевал у пространства еще несколько вяло плетущихся автомобильных корпусов, чуть не столкнувшись на этом маневре с ржавым «Фордом» под управлением пенсионера. Похоже, дедушка и не заметил грозившей опасности. Он вообще мало что замечал на дороге сквозь толстые стекла очков.