Пока Фиру будет вываливать содержимое первого контейнера в компостную яму, у Хачкая хватит времени, чтобы вылезти из своего укрытия, счистить с себя мусор и удалиться незамеченным. Тут главное — не забраться по случайности в самый первый контейнер, но для этого достаточно иметь немного мозгов. Понятно, что первыми в кузов пикапа загружаются те бочки, что стоят ближе к выходу из столовой; соответственно, их же выливают последними. Я говорю об этом Ардиану, но он, кажется, даже немного обижается — видно, тоже считает задачку тривиальной.

Сержант Вольф докладывает мне об исчезновении Хачкая в пять пятнадцать. Согласно инструкции следует немедленно поднять тревогу, но я этого не делаю. В конце концов, сбежавший подросток, которому все равно не преодолеть защитный периметр, — не повод будить уставших миротворцев ни свет ни заря. Я просто приказываю сержанту и еще четырем своим парням прочесать территорию базы. И только после того, как прочесывание не дает результатов (примерно через час, то есть около шести пятнадцати), я решаюсь все-таки включить сирену. Но Ардиан к этому моменту уже далеко.

С формальной точки зрения меня можно обвинить лишь в нарушении инструкции, но поскольку босс наш кто угодно, но только не идиот, то отвечать мне придется за организацию побега. А это, как вы понимаете, принципиально иная мера ответственности.

Генерал оперативен — в шесть сорок пять он вызывает меня к себе и требует объяснений. Я не пытаюсь оттянуть неизбежное и честно во всем признаюсь (Хачкай, по моим расчетам, уже преодолел половину дороги до Тираны). Босс высказывает предположение, что таких, как я, следует лишать жизни еще во младенчестве — исключительно из человеколюбия. Однако то, что он не вызвал охрану и не велел посадить меня на гауптвахту, внушает некоторую надежду. Я коротко излагаю свой план. Пару раз босс прерывает мою речь замысловатыми ругательствами, но в целом, надо отдать ему должное, держит себя в руках. Под конец он оттаивает настолько, что предлагает мне сесть в знаменитое гостевое кресло.

— Все бы это звучало забавно, капитан, — криво ухмыляется он, глядя, как я пытаюсь обрести равновесие в коварных объятиях шедевра итальянских мебельщиков, — если бы не один фактор, о котором ты, должно быть, позабыл. Если бы не Лоэнгрин.

— Я не забыл о нем, сэр, — возражаю я. — Однако он сам сказал мне, что Хачкай его уже не интересует. Я записал наш разговор на диктофон.

— Можешь выкинуть его в сортир, — обрывает меня О'Ши. — Я имею в виду диктофон. Лоэнгрину ничего не стоит взять свои слова назад. В конце концов, он ведь мог сказать это нарочно. Никто не обязывает его отчитываться перед каким-то капитаном Монтойей.

— Почему же он тогда не попытался забрать у меня мальчишку? Нет, босс, похоже, он говорил правду.

— Естественно! — рявкает босс так, что кресло подо мной съеживается от страха. — Лоэнгрин допустил ошибку — решил, что Джеляльчи знает куда больше твоего киллера. Не забывай, что он последние дни плотно занимался сигурими, а девчонка была одним из лучших информаторов Шараби. Но даже если он один раз свалял дурака, то это не значит, что он будет лажаться и дальше. Понимаешь, о чем я?

— Так точно, сэр. Он постарается сделать меня крайним, сэр.

— Не постарается, капитан. Он окунет тебя в дерьмо по самые уши. И, насколько я знаю Лоэнгрина, сделает это с огромным удовольствием.

— Если мой план сработает, сэр, у него ничего не выйдет. Тогда в дерьме окажется кто-то другой, сэр!

«Не перебарщивай, — шепчет мне внутренний голос. — Ты не в сержантской школе, и у вас серьезный разговор».

— Если, капитан, — желчно передразнивает меня босс. — Ключевое слово — «если». Для того чтобы твой план сработал, тебе нужна абсолютная свобода рук. А Лоэнгрин постарается тебе их связать. Надеюсь, ты понимаешь, что в сложившихся обстоятельствах я не смогу прикрыть твою задницу?

Ну, разумеется! Сидеть и наблюдать, как капитан Монтойя рискует своей шкурой ради жизни на земле и двадцати минут славы для корпуса миротворцев, — это вполне в духе босса. А вот ссориться с могущественным Сёгуном из-за чересчур бойкого подчиненного бригадный генерал Майкл О'Ши не станет. «Выкручивайся сам, капитан» — вот что на самом деле хочет сказать босс.

Но меня и это вполне устраивает. Главное, чтобы мне не мешали. А уж без помощи начальства я как-нибудь обойдусь.

Я покидаю кабинет босса окрыленный. Возвращаюсь к себе и устраиваю конференс-колл. Стараюсь воодушевить парней — опасность попасть под горячую руку босса не то чтобы миновала, но отдалилась, стала почти призрачной. Теперь все зависит только от нас. Сработаем четко — все будет забыто, кроме того, каждый получит кучу бонусов. Про возможность наступить на хвост некоторым выскочкам из спецкомитета по борьбе с терроризмом я упоминаю вскользь, но парни все схватывают на лету, Фаулер, несмотря на все свое обаяние, не снискал особенных симпатий среди миротворцев; к тому же у нас в корпусе вообще подозрительно относятся к чужакам, а уж к тем, кто спускается с заоблачных высей, чтобы проверить, как мы тут выполняем свою грязную работу, — особенно. Я успеваю отдать несколько важных распоряжений — в том числе нашим разлюбезным яйцеголовым Шумахеру и Мицнику. По-моему, они слегка охреневают от поставленной задачи, но приказ есть приказ, и я не сомневаюсь, что они его исполнят. На всякий случай я придаю им в усиление Гильермо, строго-настрого наказывая выполнять все распоряжения яйцеголовых. Гильермо, не привыкший к такому волюнтаризму с моей стороны, пытается брыкаться, но я жестко его осаживаю. Может быть, слишком жестко. Времени у меня в обрез, а нервы, честно говоря, на пределе.

Не успеваю я закончить тяжелый разговор с Гильермо, как двери распахиваются и в кабинете появляется майор Фаулер. Вид у него довольно свирепый. За спиной Лоэнгрина маячит огромный негр, похожий на голливудского актера, всю жизнь снимавшегося в роли второстепенных злодеев в фильмах класса «Б». Кажется, его зовут Джонсон. Похоже, это такой тонкий намек — в случае чего, парень, мой телохранитель возьмет тебя за руки и за ноги и порвет на две половинки… как разбойник Синид, промышлявший в горах к югу от Албании три тысячи лет тому назад. Все-таки классическое образование имеет свои плюсы: даже к самой неприятной ситуации всегда можно подобрать красивую аналогию из античной истории.

Я ожидаю, что Фаулер начнет кричать и брызгать слюной, но этот нордический блондин и впрямь хорошо умеет владеть собой.

— Вы отпустили его, — ледяным тоном произносит он. — Капитан, я обвиняю вас в саботаже.

Я пожимаю плечами.

— Он убежал, майор. Никто не ожидал от него такой прыти.

— У вас здесь база миротворцев или бордель? — презрительно спрашивает Лоэнгрин. — Отсюда можно так просто удрать? Ладно, объясняться будете в другом месте. Где материалы допроса?

Я вынимаю диск из диктофона и аккуратно кладу перед собой на стол. Фаулер не двигается с места, лишь едва заметно поводит плечом. Джонсон (он же разбойник Синид) делает шаг к столу, невероятным для такой туши текучим движением проскальзывает между стеной кабинета и неподвижным майором, протягивает огромную лапищу и хватает диск. Я готов поспорить, что это невозможно физически — диск очень маленький, чуть больше моего ногтя, а пальцы у Джонсона-Синида толстые, как баварские колбаски, но все получается как нельзя лучше. Он поворачивается с изяществом балетного танцора и протягивает диск Лоэнгрину.