* * *

– Несчастья и победы самым тесным образом связаны между собой, – заметил Хоснер.

Берг засунул в свою трубку сразу несколько сигаретных окурков и зажег ее так, как только заядлый курильщик умеет зажигать курево на свистящем ветру.

Оба сидели, скорчившись, в том, что осталось от траншеи на восточном склоне холма. Ветер неумолимо наметал в расщелину песок, медленно и равнодушно выравнивая поверхность.

– Где же Каплан? – уже во второй раз спросил Берг.

Хоснер не мог понять, откуда Берг знает, что Каплан исчез. Возможно, от Наоми Хабер. У Берга ведь имелись свои преданные люди.

– Знаешь, а ведь во время Первой мировой войны совсем неподалеку отсюда, в местечке под названием Кут, целая британская армия оказалась осажденной турецкими отрядами. – Хоснер зажег целую сигарету. – Британский экспедиционный корпус приплыл из Индии и высадился в Персидском заливе, в устье Тигра и Евфрата. Они собирались отвоевать у Турции древние земли Месопотамии. А арабское население – и пустынные арабы, и арабы болот – действовали словно хищники: они раздевали и обирали убитых и добивали раненых. Они буквально изводили обе армии и убивали солдат, отставших от основных сил, чтобы обокрасть их. В этой истории заключен нешуточный урок, и суть его в том, что нельзя появляться на глинистых равнинах. Если мы там появимся и ашбалы нас не схватят, мы все равно окажемся в руках мародеров.

Берг поплотнее обернул шарф вокруг лица и, спрятав трубку от ветра в его складках, жадно затянулся и посмотрел на Хоснера:

– В этом я с тобой абсолютно согласен. Попозже мы расскажем об этом министру иностранных дел. Но все же, где Каплан?

– Эта история имеет продолжение, и из нее вытекает еще один урок, Исаак.

Берг выпустил дым изо рта, одновременно покорно вздохнув.

– Ну так вот, после серьезной битвы с турками британцам пришлось остаться в этом городке, Куте. У них закончились припасы. А турки осадили город, причем осада продолжалась несколько месяцев. Британские войска пытались прорвать осаду извне и несколько раз подходили к городку на расстояние всего лишь километра, но всякий раз турки отбрасывали их назад. В конце концов осажденным отрядам британцев пришлось сдаться, поскольку припасы их истощились окончательно. А самой суровой критике командир осажденного подразделения – и это указывалось в докладе военного ведомства – подвергся за то, что не организовал вылазок и набегов в лагерь турецких войск. Доклад этот призывал покончить со статичной обороной в принципе и перейти к обороне мобильной и активной. Никаких стен. Только огонь и маневры. Сейчас военная наука уже приняла это. Почему же не хочешь принять и ты?

Берг с усилием выдавил из себя усмешку:

– С трудом нахожу параллели в твоем рассказе. Где Каплан? Внизу, на склоне?

– Параллель существует, и заключается она в том, что хорошая тактика – всегда хорошая тактика, будь то Кут, Хартум или Вавилон. А кстати о Хартуме, Берг, не забудь, что в свое время британские отряды попали туда с опозданием всего лишь на один день. Но от этого ни генерал Гордон, ни его люди, ни гражданское население не стали менее мертвыми. Если помощь не придет в ближайшие несколько часов, нас постигнет та же участь, Берг. Вот мы здесь сидим и, пока никто нас не крошит на мелкие кусочки, обманываем сами себя, полагая, что находимся в безопасности. Но едва склон покроется визжащими и вопящими ашбалами, мы тут же начнем причитать, жалея, что не сделали то и не попробовали это. Поверь моим словам, Исаак, любое самое отчаянное средство, которое выиграет нам время, стоит усилий и риска.

– Куда он пошел? К Воротам Иштар?

– Нет, всего лишь вниз, к внешней стене города. Они ведь изберут именно этот маршрут.

– Откуда у тебя эта уверенность?

– Все военно-полевые проблемы имеют ограниченное количество решений.

– Когда мы вернемся отсюда, я первым делом устрою тебя преподавать в военный колледж.

Неторопливо покуривая, Хоснер прислонился спиной к стене окопа и закрыл глаза.

– Когда мы будем судить Бернштейн с Аронсон, до того, как будем судить тебя, или после?

В своей жизни Хоснер познал немало как унижений, так и уважения. Все это было явно не для него. Он не любил делить ничего своего, тем более не хотел делиться властью и ответственностью. Он быстро сел и постучал пальцем Бергу в грудь.

– Ну-ка хватит меня пинать, Исаак, а не то, смотри, как бы тебе не оказаться на скамейке вместо меня. Если дело дойдет до голосования, то они выберут истинную сволочь, которой доверят вывести их из окружения, а не эрзац-сволочь, как ты или государственное лицо, как Вейцман. Они доверят свою судьбу настоящему. Они знают, что не могут доверять тебе или Вейцману ни в принятии непопулярных решений, ни в их исполнении. Так что отвали-ка. Достаточно скоро я уберусь и с твоей дороги, и из твоей жизни.

Берг не отрываясь смотрел на огонек своей трубки.

– Я не верю тебе, Яков. Тот, кто считает победы и поражения тесно связанными между собой, похож на игрока, требующего очередную карту, когда он и так уже имеет двадцать очков. Мы в разведке играем по другим правилам. Пусть меньше выигрыш, но и меньше потери. И никогда не гонимся за большим кушем, если он грозит большими потерями. Сегодня так ведут игру все армии, все службы разведки и министерства иностранных дел. А ты – последний из крупных игроков. Но даже тебе не разрешается ставить на кон жизни других людей. Даже жизнь одного человека – будь то такой храбрец, как Моше Каплан, – не должна подвергаться риску, сбрасываться со счетов, даже если существует шанс, что это поможет остальным.

– Ты сам чертовски хорошо знаешь, что одна жизнь – небольшой риск. По правилам твоей вонючей теории игры это может считаться приемлемой потерей за возможный большой выигрыш.

– Наверное, это очень субъективно. Я вовсе не рассматриваю потерю одной человеческой жизни как малую потерю.

– Ну ты и лицемер, Берг! В своей жизни ты делал вещи и похуже. И не притворяйся, что не обрадовался, когда я отправил Добкина. Ты прекрасно понимаешь, что его миссия – почти верная смерть, но ты вовсе не казался и не кажешься убитым горем по этому поводу.

– Но то ведь совсем иное дело. Добкин – профессионал. Человек его типа прекрасно понимает, что такое время, как сейчас, выпадает лишь раз в жизни.

– Это не делает миссию легче и проще ни для него, ни для меня. Неужели ты полагаешь, что мне доставило удовольствие посылать их обоих?

– Такого я не говорил. Умерь свой пыл. Я всего лишь играю здесь роль адвоката дьявола.

– Мне не нужны больше ни дьяволы, ни их адвокаты, Берг. Я просто делаю то, что считаю необходимым делать. И от всей души надеюсь, что люди там, и в Иерусалиме, и в Тель-Авиве, забудут обо всех теориях игры, потому что не пожелай они вступить в большую игру за нас, если, конечно, когда-нибудь обнаружат, где мы находимся, то нам всем просто крышка.