Ники он с нами делиться не желает. Что? — генерал замер, слушая, что ему говорит Савельев. — Хорошо, Паша. Сейчас доставим. Почти в целости и сохранности.

Он положил трубку и повернул голову.

— Ребята, наручники на пацана и к Савельеву его. И, — он брезгливо поморщился. — Физиономию ему оботрите чем-нибудь, чтоб людей встречных не пугать.

* * *

В кабинет Савельева его втолкнули, уже особо не церемонясь. Удержали за шкирку, чтобы он не растянулся на гладком полу. Высокая крупная фигура шагнувшего ему навстречу мужчины расплывалась в глазах — всё-таки пару раз Кира успели приложить головой о стенку. Кирилл попытался сосредоточиться, и ему это даже немного удалось, несмотря на то что в башке шумело и гудело, словно ему туда вставили мощный вентилятор.

— М-да, я вижу, ты, Алексей Игнатьевич, с мальчиком не церемонился, — лицо Савельева чуть скривилось.

— Пожалел, Паша, да? А ты посмотри, посмотри, что мы у этого добра молодца нашли.

Ледовской передал Савельеву кулон. Кир хотел крикнуть, что Ника сама — сама! — отдала ему этот кулон, но не смог. Разбитые губы не слушались, и вместо крика получился лишь невнятный шёпот.

Павел Григорьевич медленно окинул его взглядом, и этот тяжёлый, не предвещающий ничего хорошего взгляд прожёг Кира насквозь. Кирилл с ужасом понял, что хочет вернуться назад, в кабинет Ледовского, в руки расторопных ребят голубчика Голубева, куда угодно, только не оставаться наедине с этим человеком. Только не с ним…

Глава 24

Глава 24. Кир

Увидев в руках Ледовского Лизин кулон, который он сам подарил дочери на совершеннолетие, Павел едва сдержался, чтобы не броситься и не тряхануть как следует мальчишку. Нервы были ни к чёрту. События последних суток всё же доконали его. Ему поставили ультиматум, и его мозг лихорадочно просчитывал все возможные варианты выхода из ситуации с наименьшими потерями. Увы, все варианты были плохи. К мальчонке Полякову Павел решил не ходить (уж больно топорно Борис подкинул ему эту мысль, и опять было непонятно, то ли это хитрый манёвр, то ли Боря в своей самоуверенности перешёл все границы), но сегодня с утра он не выдержал, навестил дружка своей дочери. Нет, конечно, он не поверил ни одному слову парня о якобы связи Ники с наркотиками — мальчик, явно, твердил заученные речи, но Павлу опять чётко дали понять, что вот, у них есть свой живой свидетель… Боря, как талантливый режиссёр, умело расставил все акценты.

Павел нахмурился и крепко сжал кулон в кулаке.

— Пойдём, Паша, переговорим, — Ледовской, угадав его чувства, тронул за плечо. — А этот пусть в себя немного придёт.

— Хорошо. Стул ему под задницу подставьте, — последние слова Павел бросил парням, конвоирующим пацана.

В соседней комнате он ещё раз наскоро пересказал Ледовскому свой последний разговор с Борисом.

— Думаешь, он не блефует?

— Я не знаю, Алексей Игнатьевич, что думать, — Павел вздохнул. На Ледовского он старался не смотреть. — Ники наверху нет, где она — я понятия не имею. Теперь ещё и это… явление, с кулоном моей дочери в кармане.

— Паша, — Ледовской чуть прищурился. — Неужели ты всерьёз намерен сдаться?

— Намерен? Нет, я не намерен, я готов сдаться. Гори он огнём, этот Совет вместе с Башней и с Борей, придурком амбициозным. Дочь-то у меня одна!

— Паша, очнись. Ты же не думаешь, что в таком случае, если, конечно, предположить самый худший вариант — Ника в руках Литвинова — её оставят в живых. Да и тебя вместе с ней. Парень — подставной, Паша, вот увидишь. Это игра с двойным дном. Они просто вынуждают тебя пойти туда, куда им надо. Но вряд ли мальчик знает все тонкости, и, даже если мы сейчас его обработаем по полной, узнать от него что-то толковое — проблематично.

Ледовской был прав, и Павел тоже всё прекрасно понимал. Увидев кулон своей дочери, первая мысль, которая пришла ему в голову — Нику убили, и мысль эта, настолько реальная и страшная, полоснула по живому, до физической боли. Но нужно было взять себя в руки.

— Ладно, пойдём послушаем этого героя.

Ледовской согласно кивнул.

* * *

Кир сидел на стуле, как его усадили, боясь пошевелиться. Голова болела и кружилась, его слегка подташнивало, не столько от точно нанесённых ударов, сколько от страха. Правда, в глазах перестало расплываться, и Кир видел уже более-менее отчётливо.

— Ну, я тебя внимательно слушаю, — Савельев взял стул и сел напротив него.

Этот человек ничуть не был похож на Нику. Как она сказала про него: сложный… да какой, к чёрту, сложный, это человек-каток, машина, а он, глупец, ещё собирался его шантажировать. Типа, вы отменяете свой убийственный приказ, я отвожу вас к Нике. Разбитые губы Кира сами собой попытались растянуться в саркастическую усмешку. Но ничего у него из этого не получилось, одна болезненная гримаса.

— С Никой всё в порядке, — прошептал он непослушными губами. — Она на шестьдесят девятом этаже. С ней Марк… Марк Шостак.

Выдавив из себя это, он замолчал. Теперь его миссия окончательно провалилась. Люди, запертые внизу, так и останутся запертыми, а он… ну скорее всего его вернут туда же, в лучшем случае, а в худшем… хотя какая теперь разница, конец-то всё равно один.

Он сидел, опустив взгляд, уставившись себе под ноги, и не видел, как Павел Григорьевич быстро переглянулся с генералом.

— Давай всё по порядку.

Кирилл поднял голову. Его глаза встретились с глазами Савельева. С Никиными глазами. У неё были такие же. Пасмурные, цвета февральского неба.

— По какому… порядку?

— По такому. С самого начала давай. Откуда ты знаешь мою дочь?

— Мы с Вовкой Андрейченко, это мой друг, был… Мы с Никой познакомились на пятьдесят четвёртом, в больнице. Ника там помогала Анне, это её тётя, кажется, а мы с Вовкой сбежали с карантина. И Ника обещала нам помочь.

По лицу Павла Григорьевича пробежала тень удивления. Но он промолчал. А Кир продолжил дальше.

Умом он понимал, что сейчас врать нельзя. Сидящий напротив него человек уловит любую фальшь. Поэтому говорить надо всё. Про больницу Анны. Про встречу с местным дилером, там, на пятьдесят четвёртом. Про наркотики, найденные в рюкзаке Ники. Про драку. Про убийство. Про охранников, рыскающих по всем нижним этажам. Даже про Бахтина, который отвёз его наверх…

Кир говорил и говорил. Иногда останавливался, пытался сглотнуть несуществующую слюну, облизывал языком пересохшие распухшие губы. Савельев выжидающе молчал.

— Она вас ждёт там, на шестьдесят девятом, в заброшенных отсеках. С ней остался Марк. Но надо