Шрифт:
Интервал:
Закладка:
План острова вчерне был готов.
Эрендорф расхаживал у себя в рабочем кабинете, засунув руки в карманы полосатых штанов, и, ковыряя в зубах иглой дикобраза, кричал в диктофон приходящие ему в голову гениальные мысли. Бесшумный лакей виртуозно вставлял в диктофон свежие валики, а старые немедленно отправлялись к Матапалю.
Матапаль сидел, положив ноги на ручку кресла, и осматривал общий вид работ, протекавших перед его глазами, на серебристой поверхности радиоэкрана.
Изредка он прикладывал к уху трубку фонографа, работавшего в соседней комнате, и тогда он слышал отрывистый, несколько уменьшенный голос Эрендорфа, который выкрикивал что-нибудь вроде этого:
«Не забывать: общая сумма рабочих не должна превышать общей суммы джентльменов правящего класса более, чем на пятьдесят процентов. Произвести тщательный контроль общего развития рабочих. Слишком развитых — выслать. Секреты машин должны тщательно охраняться. Оружие старой конструкции может быть в ограниченном количестве выдано охране. Оружие новой конструкции должно быть выдано под расписки только джентльменам. Избегать на первых порах трений с рабочими. Особенное внимание обратить на питомник беременных, не забывая, что будущие младенцы явятся пионерами новой культуры».
Матапаль изредка кивал головой и делал отметки в блокноте.
«Этот Эрендорф весьма неглупый парень. Ставлю сто против одного, что мы соорудим очень милое, послушное и работящее человечество, с которым будет гораздо меньше хлопот, чем с теперешним. Кстати, я очень доволен, что через какие-нибудь три недели оно пойдет к чертовой матери под воду. Туда ему и дорога».
Дворец Центра на острове был точнейшей копией Дворца Центра в Нью-Йорке. Это была причуда Матапаля.
Уже во всех этажах Дворца секретари сидели в своих секретариатах, изредка получая из автоматов сандвичи и кофе, а также испещряя груды бумаги секретнейшими проектами и выкладками каждый в своей области.
Избранные лакеи, привезенные ими с материка, выдавливали угри, сидя в красных креслах. Лифтбои навытяжку стояли у лифтов.
Справочное бюро спешно налаживало свой аппарат. Там рыжие барышни в строгих платьях, застегнутых до самых ушей мелкими пуговичками, заполняли сиреневые карточки джентльменов и красные карточки рабочих точнейшими приметами и диаграммами трудоспособности. Они приклеивали к ним фотографические карточки, оттиски пальцев и укладывали их в литерные ящики, устроенные на вращающемся барабане.
Миллиардеры, короли и президенты, прибывшие на остров со всех концов Штатов, размещались в выраставших, как грибы, домах.
Их традиционные фраки источали запах английских духов, а цилиндры блистали лаковым глянцем на фоне голубого океана, синего неба и скупой зелени кактусов, исчезавших под вырастающими домами.
На террасах кафе, под полотняными тентами, кинокороли ели мороженое, а шахматные короли сидели, уткнув носы в клетчатые доски. Шулера в одних жилетах бойко щелкали бильярдными шарами и резались в штос.
Электропаромы подвозили все новые и новые материалы. Один из них подходил к острову нагруженный коровами.
Профессор Грант стоял у причала с Еленой, поджидая свою молочную ферму. Он говорил:
— Нет, мне, положительно, правится этот молодой человек, который поймал меня сегодня утром на берегу и сделал тебе предложение, Роза. Ты, положительно, начинаешь быть львицей, хе-хе-хе.
Елена покраснела.
— Он очень странный парень. Почему-то называл меня Еленой и уверял, что мы с ним знакомы.
— Ну, — пробурчал профессор Грант, — это обычный прием всех молодых шалопаев. «Сродство душ, мы уже где-то с вами встречались… будь моей…» и прочее. Потом они преспокойно скрываются, а ребенка приходится отдавать куда-нибудь на воспитание.
— Ну, папаша, на мой счет будь спокоен. Не на такую напал!
— Что ж… Я ничего не говорю… Я только думаю, что тебе пора замуж.
Елена топнула ногой.
— Когда захочу, выйду. Можешь быть спокоен.
— Еще бы! Я не сомневаюсь в этом. Каждому лестно иметь у себя в доме такую хозяйку, как ты. Особенно если за ней идет в приданое хорошая молочная ферма в Лос-Анжелосе и более пятисот коров.
Елена помолчала и вздохнула.
— Очень странный парень. Сдается мне, что он из питомника поэтов мистера Матапаля. Я думаю, он со временем напишет мне в альбом стихи.
Профессор Грант надвинул на лоб очки. Он тихо свистнул.
— Эге! Этот молодчик, кажется, тебя заинтересовал. А вот приближаются наши коровы.
XIX. Туберозы и смокинги
Первые шаги Батиста Линоля в роли народного трибуна были великолепны.
Не таким человеком оказался Батист Линоль, чтобы не выжать из своего неожиданного величия максимум славы, блеска и долларов.
Прежде всего он сколотил большое и хорошо подобранное правительство, в котором сам занимал пост председателя и министра финансов.
Остальные портфели были распределены среди друзей и знакомых. Так, например, портфель министра внутренних дел получил третий лакей самого мистера Матапаля Макс, не взятый своим патроном на остров за постоянный запах баранины изо рта. Портфель министра труда получил Галифакс (это, по мнению Батиста, был тончайший дипломатический ход, рассчитанный на популярность среди рабочих). Портфель министра иностранных дел был вручен знакомому метрдотелю, который по профессии изъяснялся на многих языках.
Кроме старых портфелей, Батистом была создана куча новых. Например, министерство хорошего тона, министерство традиций, министерство изящных искусств, во главе с автором популярных фокстротов, негром Бамбулой. Это убивало двух зайцев: во-первых, сами по себе изящные искусства, а во-вторых, министр-негр являлся символом свободы национальных меньшинств, и еще не менее десяти других.
Пост военного министра занял генерал-комендант, который в первый же день переворота присягнул Батисту и таким образом избег ареста и суда.
Батист Линоль произвел тщательную проверку государственных финансов. Их оказалось не слишком много. Громадное количество золотого запаса исчезло неизвестно куда вместе с миллиардерами, владельцами крупнейших банков, где он, по конституции Штатов, хранился. Но все-таки деньжат оказалось не так-то уж мало на первое время.
Выпустив целую серию ошеломляющих радио «Всем, всем, всем», извещающих население земного шара о падении Матапаля и о своем назначении председателем совета министров временного правительства лакеев, Батист разослал по всем странам своих уполномоченных для утверждения власти на местах и деятельно принялся за смокинги.
Комиссия, состоящая из сорока лучших портных Нью-Йорка, разбитая на соответствующее количество секций и подсекций, в «срочном» порядке разрабатывала вопрос о скорейшем снабжении всего населения, освобожденного из-под ига Матапаля, смокингами.
Несколько раз Батист лично председательствовал на заседании комиссии, о чем своевременно были информированы все страны, пользующиеся бюллетенями газетного треста.
Работа, проделанная комиссией сорока портных, была чудовищна. Все черное сукно, имевшееся на территории Штатов,